Отрывки из книг 4 (продолжение)
Форум сайта "Организация времени": Тайм-менеджерский форум: Отрывки из книг 4 (продолжение)
«Отрывки из книг 1 http://improvement.ru/cgi-bin/discus/show.pl?14/215
Франческо Петрарка «Эстетические фрагменты» Москва, изд. «Искусство» 1982г.
М. Веллер «Все о жизни»
Алексей Гастев "Поэзия рабочего удара",Москва, изд. "Художественная литература" 1971г.
Журнал "Юный художник"8.1981г.
Вадим Чурбанов "В чьих ранцах маршальские жезлы"
Симон Соловейчик "Час ученичества" Москва,изд."Детская литература" 1986г.
"Нить в лабиринте"Петрозаводск, изд."Карелия"И.М.Верткин "Бороться и искать"
Соломон
Франц Кафка
Ян Парандовский "Алхимия слова",Москва,изд. "Правда"1990г.(стр.114,115,116)
В.А.Сухомлинский «Письма к сыну», Москва, изд. «Просвещение» 1987г
Виктор Франкл "Человек в поисках смысла" Москва, изд. "Прогресс" 1990г.
Михаил Михайлович Громов (Герой Советского Союза) «Через всю жизнь», Москва, изд. «Молодая гвардия» 1986г.
Чак Норрис «Тайная сила внутри нас»Киев, "София"1997г.
Франческо Петрарка «Эстетические фрагменты» Москва, изд. «Искусство» 1982г.
Блез Паскаль («Франсуа де Ларошфуко, Блез Паскаль, Жан де Лабрюйер «Суждения и афоризмы» Москва ИПЛ,1990)
Джон Адаир «Эффективный таймменеджмент» Москва «Эксмо» 2003
Чак Норрис «Тайная сила внутри нас»Киев, "София"1997г
Жан де Лабрюйер «…Суждения и афоризмы» Москва, ИПЛ,1990
Уильям Джемс, из книги «Психология в беседах с учителями»
Валентина Климова «Человек и его здоровье» Москва «Знание» 1990
Фёдор Углов «Само-убийцы!» 1995 http://www.miroslavie.ru/optimalist
Г.С. Альтшуллер «Краски для фантазии» («Шанс на приключение» Петрозаводск, «Карелия» 1991г.)
Роман Колина Уилсона "Паразиты мозга" http://liblist.narod.ru/au869.html
Гилберт Кийт Честертон "О лежании в постели"
Иммануил Кант «О характере как образе мыслей» Собр.соч.т.6.
Карлос Кастанеда « Разговоры с Доном Хуаном»
Полное собранiе сочиненiй В.В.ВЕРЕСАЕВА съ портретомъ автора томъ первый изданiе Т-ва А. Ф. МАРКСЪ въ С.-ПЕТЕРБУРГЪ. 1913. Приложение къ журналу «Нива» на 1913г. «Записки врача»
С.Соловейчик «Учение с увлечением»
А.И.Деникин «Путь русского офицера» Москва изд. «Современник» 1991г.
Сергей Львов «Книга о книге» 1980г.
С.М. Ковалев «Воспитание и самовоспитание» Москва «Мысль» 1986г.
Из интервью с питерским писателем Валерием Поповым
Маслоу А. «Самоактуализация» (Психология личности.Тексты. изд.Моск. университ.1982г.)
В. Франкл «Человек в поисках смысла» Москва изд. «Прогресс» 1990г.
М.Зощенко «Возвращённая молодость»(Комментарии к « Возвращённой молодости»)(есть в 18-й библиотеке в кармане)
Иржи Томан „ Як удосконалювати самого себе” Киiв 1984
Алексей Лосев «Жизнь» (печаталась в журнале «Знание-сила». Есть в 18-й библиотеке в кармане)
А.Ф.Лосев «Дерзание духа» Москва, ИПЛ 1988г.
Отрывки из книг 2(продолжение) http://improvement.ru/discus/messages/14/222.html?1082287289
Виктор Франкл (статья из книги «Психология личности.Тексты изд. Московского университета, 1982г.
Вадим Чурбанов «В чьих ранцах маршальские жезлы» Москва, изд. Молодая гвардия» 1980г.
В.Фомин,И.Линдер «Диалог о боевых искусствах востока» Москва, изд.»Молодая гвардия», 1991г.
Алексей Гастев «Поэзия рабочего удара» Москва «Худ.лит.» 1971г.
П.Я Чаадаев «Философические письма» («Письмо второе»(«Цена веков»(«Философические письма», «Апология сумасшедшего», « «Телескопическое» эхо») П.Я.Чаадаев «Молодая гвардия» 1991г.)
«Великие музыканты западной Европы»(составитель В.Б.Григорович) Москва «Просвещение» 1982г.
М. Максимов «О Бруно Беттельгейме» www.lib.ru
Вильгельмъ Вундтъ „Зачатки философiи и философiя первобытныхъ народовъ» 189…
Вэн-Цзы „Познание тайн (дальнейшее учение Лао-Цзы)”Москва „Гаолян” 1999г.
Дневник Марии Башкирцевой (избранные страницы) Москва, изд. «Молодая гвардия» 1991г.
Ф.Х.Честерфилд «Письма к сыну» www.lib.ru
Валерий Куринский «Автодидактика» www.lib.ru
А.Рубакин «Рубакин (Лоцман книжного моря)» Москва, ЖЗЛ«Молодая гвардия» 1967г.
Л.П. Гримак. Резервы человеческой психики.
София Лорен «Женщины и красота», издательство «Вагриус», 2002г.
Х. Ортега-и Гассет «Что такое философия?» Москва, изд. «Наука» 1991г.
Юрий Власов «Стечение сложных обстоятельств», «Искусство быть здоровым» часть 3, Москва «Физкультура и спорт» 1990г.
Марк Твен «44, Таинственный незнакомец», Москва, ИПЛ, 1990г.
Отрывки из книг 3(продолжение)
В.Н. Ягодинский «Ритм, ритм, ритм» Москва, изд. «Знание» 1985г.
А.С.Пушкин «Возражение на статьи Кюхельбекера в «Мнемозине» 1825г.
В.И.Вернадский «Из дневников 1919-1920гг» www.lib.ru
К.С.Станиславский «Работа актёра над собой» Москва, изд. «Искусство», 1985г.
Масару Ибука "После трёх уже поздно"
Игорь Акимов, Виктор Клименко «О мальчике, который умел летать» http://ksebe.hut.ru/libr/
(книга печаталась в журнале «Студенческий меридиан» в конце 80-х годов)
Н.И. Козлов http://nkozlov.ru/ «Формула личности» изд. «Питер» Санкт-Петербург Москва Харьков Минск 2000г.
Владимир Леви «Искусство быть собой» изд. «Знание» Москва 1991г.
«Книга для медленного чтения» изд. «Новости» Москва, 1994г.
А. Н. Леонтьев («Психология личности.Тексты» изд.Моск. университ.1982г.) «Мотивы, эмоции и личность ( Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975, 6)
Олпорт Гордон Вилларт («Психология личности.Тексты» изд.Моск. университ.1982г.)
Д. Н. Узнадзе
(«Психология личности.Тексты» изд.Моск. университ.1982г.)
Алексей Гастев "Поэзия рабочего удара",Москва, изд. "Художественная литература" 1971г.
КАК НАДО РАБОТАТЬ
А. Подводный (каузальное тело)http://www.podvodny.ru/Kabbodies/Chap3.htm
В.В.Вересаев «Живая жизнь» Москва, изд. ИПЛ, 1991г.
Константин Паустовский «Книга о жизни» (есть в 18-й библиотеке в кармане)
Константин Паустовский «Золотая роза» Ленинград, изд «Детлит» 1987г.
Журнал «Физкультура и спорт» (старый ксерокс, год неразборчив, номер 10)
«Тысяча приседаний?» Генрих ЭПП
Гагонин С.Г. «Спортивно-боевые единоборства: от древних ушу и бу-дзюцу до профессионального кикбоксинга» СПбГАФК им. П.Ф.Лесгафта, 1997г.
(Г.Д. Горбунов «Уровни управления в организме и поведении спортсмена»)
ВОЛЕВАЯ АТЛЕТИЧЕСКАЯ ГИМНАСТИКА А.К.АНОХИНА (переписал в году примерно 78-м из журнала «Наука и жизнь»
СИСТЕМА И. МЮЛЛЕРА
О.И.Иванова «Комнатная гимнастика» Москва, изд. «Советский спорт», 1990г.
Леонид Андреев «Рассказ о семи повешенных» (есть в 18-й библиотеке в кармане)
Посвящается Л. И. Толстому
«…Но ответила Таня Ковальчук. В восторге, почти плача от материнской гордости, она неистово дергала Сергея за рукав.
- Вернер, ты послушай! Я тут о нем плачу, я убиваюсь, а он – гимнастикой занимается!
- По Мюллеру? - улыбнулся Вернер.
Сергей сконфуженно нахмурился:
- Ты напрасно смеешься, Вернер. Я окончательно убедился...
…После ареста он было загрустил: сделано нехорошо, провалились, но
подумал: «Есть теперь другое, что нужно сделать хорошо,- умереть»,- и развеселился. И как ни странно, со второго же утра в крепости начал заниматься гимнастикой по необыкновенно рациональной системе какого-то немца Мюллера, которой увлекался: разделся голый и, к тревожному удивлению наблюдавшего часового, аккуратно проделал все предписанные восемнадцать упражнений. И то, что часовой наблюдал и, видимо, удивлялся, было ему приятно, как пропагандисту мюллеровской системы; и хотя знал, что ответа не получит, все же сказал торчащему в окошечке глазу:
- Хорошо, брат, укрепляет. Вот бы у вас в полку ввести что надо,-
крикнул он убеждающе и кротко, чтобы не испугать, не подозревая, что солдат считает его просто сумасшедшим.
Страх смерти начал являться к нему постепенно и как-то толчками: точно возьмет кто и снизу, изо всей силы, подтолкнет сердце кулаком. Скорее больно, чем страшно. Потом ощущение забудется - и через несколько часов явится снова, и с каждым разом становится оно все продолжительнее и сильнее. И уже ясно начинает принимать мутные очертания какого-то большого и даже невыносимого страха.
«Неужели я боюсь? - подумал Сергей с удивлением.- Вот еще глупости!»
Боялся не он - боялось его молодое, крепкое, сильное тело, которое не удавалось обмануть ни гимнастикой немца Мюллера, ни холодными обтираниями. И чем крепче, чем свежее оно становилось после холодной воды, тем острее и невыносимее делались ощущения мгновенного страха. И именно в те минуты, когда на воле он ощущал особый подъем жизнерадостности и силы, утром, после крепкого сна и физических упражнений,- тут появлялся этот острый, как бы чужой страх. Он заметил это и подумал:
«Глупо, брат Сергей. Чтобы оно умерло легче, его надо ослабить, а не укреплять. Глупо!»
И бросил гимнастику и обтирания. А солдату в объяснение и в оправдание крикнул:
- Ты не смотри, что я бросил. Штука, брат, хорошая. Только для тех, кого вешать, не годится, а для всех других очень хорошо.
И действительно, стало как будто легче. Попробовал также поменьше есть, чтобы ослабеть еще, но, несмотря на отсутствие чистого воздуха и упражнений, аппетит был очень велик, трудно было сладить, съедал все, что приносили. Тогда начал делать так: еще не принимаясь за еду, выливал половину горячего в ушат; и это как будто помогло: появилась тупая сонливость, истома...
…Потер лоб рукою, но и это было странно. И тогда, не дыша, на целые, казалось, часы он замер в неподвижности, гася всякую мысль, удерживая громкое дыхание, избегая всякого движения - ибо всякая мысль было безумие, всякое движение было безумие. Времени не стало, как бы в пространство превратилось оно, прозрачное, безвоздушное, в огромную площадь, на которой все, и земля, и жизнь, и люди; и все это видимо одним взглядом, все до самого конца, до загадочного обрыва - смерти. И не в том было мучение, что видна смерть, а в том, что сразу видны и жизнь и смерть. Святотатственною рукою была отдернута завеса, сызвека скрывающая тайну жизни и тайну смерти, и они перестали быть тайной,- но не сделались они и понятными, как истина, начертанная на неведомом языке. Не было таких понятий в его человеческом мозгу, не было таких слов на его человеческом языке, которые могли бы охватить увиденное. И слова: «мне страшно» - звучали в нем только потому, что не было иного слова, не существовало и не могло существовать понятия, соответствующего этому новому, нечеловеческому состоянию. Так было бы с человеком, если бы он, оставаясь в пределах человеческого разумения, опыта и чувств, вдруг увидел самого Бога,- увидел и не понял бы, хотя бы и знал, что это называется Бог, и содрогнулся бы неслыханными муками неслыханного непонимания.
- Вот тебе и Мюллер! - вдруг громко, с чрезвычайной убедительностью произнес он и качнул головою. И с тем неожиданным переломом в чувстве, на который так способна человеческая душа, весело и искренно захохотал.- Ах ты, Мюллер! Ах ты, мой милый Мюллер! Ах ты, мой распрекрасный немец! И все-таки ты прав, Мюллер, а я, брат Мюллер, осел.
Быстро несколько раз прошелся по камере и к новому, величайшему удивлению наблюдавшего в глазок солдата - быстро разделся догола и весело, с крайней старательностью проделал все восемнадцать упражнений; вытягивал и растягивал свое молодое, несколько похудевшее тело, приседал, вдыхал и выдыхал воздух, становясь на носки, выбрасывал ноги и руки. И после каждого упражнения говорил с удовольствием:
- Вот это так! Вот это настоящее, брат Мюллер!
Щеки его раскраснелись, из пор выступили капельки горячего, приятного пота, и сердце стучало крепко и ровно.
- Дело в том, Мюллер, -рассуждал Сергей, выпячивая грудь так, что ясно обрисовались ребра под тонкой натянутой кожей, - дело в том, Мюллер, что есть еще девятнадцатое упражнение - подвешивание за шею в неподвижном положении. И это называется казнь. Понимаешь, Мюллер? Берут живого человека, скажем Сергея Головина, пеленают его, как куклу, и вешают за шею, пока не умрет. Глупо это, Мюллер, но ничего не поделаешь - приходится.
Перегнулся на правый бок и повторил:
- Приходится, брат Мюллер…»
Извиняюсь перед Львом Николаевичем за опечатку
Вениамин Каверин «Два капитана»
«…Я смотрю на часы. Скоро семь. Пора вставать - я дал себе слово вставать до звонка. На цыпочках я бегу к умывальнику и делаю гимнастику перед открытым окном. Холодно, снежинки залетают в окно, крутятся, падают на плечи, тают. Я умываюсь до пояса - и за книгу. За чудесную книгу - "Южный полюс" Амундсена, которую и читаю в четвертый раз.
Я читаю о том, как юношей семнадцати лет он встретил Нансена, вернувшегося из своего знаменитого дрейфа, о том, как "весь день он проходил по улицам, украшенным флагами, среди толпы, кричавшей "ура", и кровь стучала у него в висках, а юношеские мечты поднимали целую бурю в его душе".
Холод бежит по моим плечам, по спине, по ногам, и даже живот покрывается ледяными мурашками. Я читаю, боясь пропустить хоть слово. Уже доносятся голоса из кухни: девушки, разговаривая, идут в столовую с посудой, а я все читаю. У меня горит лицо, кровь стучит в висках. Я все читаю - с волнением, с вдохновением. Я знаю, что навсегда запомню эту минуту...
…Она схватила меня за руку, и мы поехали на другую сторону катка, к детской площадке. Здесь было темно и тихо, площадка завалена снегом. Вдоль катальной горки были насажаны ели и вокруг площадки маленькие ели - как будто мы были где-нибудь за городом, в лесу.
- А примут?
- В школу?
- Да.
Это был страшный вопрос. Каждое утро я делал гимнастику по системе Анохина и холодное обтирание по системе Мюллера. Я щупал свои мускулы и думал: "А вдруг не примут?" Я проверял глаза, уши, сердце. Школьный врач говорил, что я здоров. Но здоровье бывает разное, - ведь он не знал, что я собираюсь в летную школу. А вдруг я нервный? А вдруг еще что-нибудь? Рост! Проклятый рост! За последний год я вырос всего на полтора сантиметра.
- Примут, - решительно отвечал я.
Катя посмотрела на меня, кажется, с уважением...
…- Катя!
Она взглянула на меня и отвернулась...
По целым дням я сидел за книгами. Я возобновил свой старый порядок, то есть стал вставать в шесть часов, обливался холодной водой, делал гимнастику перед открытым окном и занимался по расписанию. "Правила для развития воли", которые я составил в былые дни, опять пригодились мне, особенно одно: "Скрывать свои чувства или, по меньшей мере, не выражать их наружно". Я не выражал их наружно, хотя с каждым днем мне становилось все тяжелее. Как будто та большая тень, о которой я упомянул выше, все надвигалась на меня, и я видел ее сперва вдалеке, а потом уже ближе и ближе. …»
Ганс Селье «От мечты к открытию»
«…Если мне надо сделать что-либо, требующее от меня значительной энергии и сосредоточенности (как, скажем, писание этих заметок), я делаю это ранним утром, пока на работе никого нет и чувство уверенности в себе еще не покинуло меня. Другие занятия требуют меньших индивидуальных усилий, но большего участия других людей. Поэтому основная часть той работы, которая зависит от сотрудников в лабораториях или в административных подразделениях, выполняется в официальное рабочее время -- от 9.00 до 17.00. Наконец, когда для такой работы у меня уже нет ни людей, ни сил, я провожу последние час-два своего рабочего дня за микроскопом. Изучение гистологических срезов не требует ни большой энергии, ни чувства уверенности в себе, ни напряжения мысли, да и помощь с чьей-либо стороны мне тоже не нужна. Подобный наиболее пассивный вид занятий -- вроде пассивного чтения книг, которым я развлекаюсь после обеда,-- помогает мне расслабиться по окончании рабочего дня…
…Коль скоро вы обрели независимость, могу дать вам лишь три рекомендации в отношении временных факторов:
1) сначала экспериментируйте на уровне "пробирки", а уж потом в более широком масштабе;
2) проводите эксперименты в соответствии с их логической последовательностью;
3) "куйте железо, пока горячо"…
…Наши посетители… …Иногда они оказываются гораздо более интересными людьми, чем предполагалось, но такое случается редко. Значительно чаще они оказываются менее интересными, чем предполагалось, и тогда проблема состоит в том, как закончить беседу, никого не обидев. Вот тут в ход вступает операция "Найтингейл" (соловей), призванная избавить страдальца от мучений. По понятным причинам я не могу раскрыть ее подлинные детали, но принцип ее действия следующий: я вызываю г-жу Стауб по внутренней связи и спрашиваю ее, готова ли рукопись для доктора Найтингейла. Это -- секретный сигнал. Она отвечает, что нет пока, но будет готова через несколько минут. Она, конечно, знает, что не существует ни этой рукописи, ни самого доктора Найтингейла. Мой вопрос означает только, что через пару минут она должна влететь в мой кабинет, возбужденно сообщая, что меня экстренно требуют в лабораторию. Конечно, в таком известии есть доля преувеличения и даже, можно сказать, "лжи во спасение", но ведь я и в самом деле почти всегда могу оказаться чем-либо полезным в лаборатории, так что беседа прекращается вполне приличным образом... Мало кто из посетителей способен заподозрить причинную связь между моим интересом к рукописи доктора Найтингейла и возникновением экстренной ситуации в лаборатории…
…Либо читайте, либо перелистывайте материал, но не пытайтесь читать быстро. Сейчас во всех американских учебных заведениях обучают скорочтению. Считается, что это экономит время, но я опасаюсь, что это "экономит" также и знания. Возможно, я несколько субъективен, поскольку сам читаю безнадежно медленно. Однако, поговорив со своими коллегами, я обнаружил, что большинство из них жалуются на тот же недостаток -- неумение быстро читать. А может быть, это вовсе не недостаток? Если текст меня интересует, то чтение, размышление и даже фантазирование по этому поводу сливаются в единый процесс, в то время как вынужденное скорочтение не только не способствует качеству чтения, но и не приносит чувства удовлетворения, которое мы получаем, размышляя о прочитанном. С таким же успехом мы могли бы рассчитывать на увеличение музыкальных способностей человека, предложив ему прослушивать магнитофонные записи со скоростью, в пять раз превышающей нормальную. Вот мой совет: никогда не пытайтесь читать быстрее, чем вы считаете нормальным для себя, всегда отводите время для размышлений над прочитанным и на аналогичные темы. Для меня чтение -- это своеобразный каркас для размышлений об основной работе и о будущих экспериментах. Никогда не скажешь себе: "Ну, теперь думай об интересном эксперименте". Идеи приходят сами по себе по мере того, как вы соединяете чьи-то мысли со своими собственными, неторопливо читая чужой текст.
Но в то же время, если вы хотите быть на уровне последних достижений (или по крайней мере держать на этом уровне свои картотеки), вам необходимо предаваться массированному чтению. Это уже совершенно иной умственный процесс: вы просто перелистываете страницы в поисках информации, которая может оказаться полезной. Берете новый текст, например, и просто знакомитесь с его заглавием. Если оно не дает вам достаточной информации, вы читаете аннотацию. Затем, если описываемая методика представляет для вас интерес, вы обращаетесь к разделу "Материалы и методы". Но никогда не пытайтесь быстро прочесть весь текст. Все, что в нем есть важного, можно в течение нескольких секунд перенести в каталожную карточку с помощью простых условных знаков, которые вы всегда сможете расшифровать в случае необходимости.
Вот такому типу массированного чтения мы учим наших библиографов, которые систематически обеспечивают поступление в библиотеку института самых свежих публикаций…»
А. И. Введенский „лекцiи ПСИХОЛОГIИ профессора С.-Петербургскаго Университета А.И. Введенскаго» С.-Петербургъ, Типографiя В. Безобразовъ и Ко. Вас. Остр., Большой пр., 61, 1908
„...И неръдко ищутъ самостоятельный волевой элементъ именно въ исполненіи, указывая на то, что оно бываетъ связано съ чувствомъ усилія, которое-де и образуетъ зтотъ злементъ: чувство усилія, говорятъ при этомъ, ничто иное, какъ непосредственное сознаніе духовной активности и т. п.
Конечно, исполненіе связано съ чувствомъ усилія, которое можетъ быть болъе или менъе сильнымъ. Но въ чемъ оно состоитъ? Разумъется, наблюдать его, чтобы выяснить его природу, надо въ тъхъ случаяхъ, когда оно сильнъе. Чувство усилія тъмъ слабъе, чъмъ слабъе борьба мотивовъ, сильнымъ же оно бываетъ лишь при сильной борьбъ мотивовъ, и то не всегда. Напр., оно очень сильно, когда намъ утромъ хочется еще полежать, а мы принуждаемъ себя вставать: наша голова и туловище сами собой склоняются къ подушкъ, а мы ихъ приподнимаемъ; ноги сами собой вытягиваются подъ одъяломъ а мы ихъ сгибаемъ и направляемъ къ полу и т. д. Вотъ тутъ легко подмътить, что чувство усилiя состоитъ не въ чемъ иномъ, какъ только въ моторныхъ ощущенiяхъ, сопровождающихъ тъ движенія, которыя составляютъ исполненіе ръшенiя...
…несомнънно, нужно большое напряженіе вниманія и довольно изощренное искусство въ самонаблюденіи, чтобы подмътить эти слабыя моторныя ощущенія.
…Произвольное (иначе—активное) вниманіе въ жизни какъ то ръзче кидается въ глаза, чъмь непроизвольное (или пассивное). Вмъстъ съ тъмъ произвольное вниманіе гораздо важнъе въ жизни, чъмъ непроизвольное. Все это привело къ тому, что подъ словомъ „вниманiе", сказаннымъ безъ всякаго прилагательнаго, обыкновенно подразумъваютъ произвольное вниманіе. При выраженіяхъ: „относиться съ вниманіемь*, „внимательно слушать" и т. п., постоянно имъется въ виду произвольное вниманіе. Позтому отсутствіе произвольнаго вниманія привыкли называть прямо „ отсутствіемь вниманія, „невнимательностью”, „невниманіемъ", „разсъянностью" и т. п. А такъ какъ люди очень склонны судить о вещахъ по ихъ названіямъ, то и выработалось ложное мнъніе, будто бы въ душевной жизни бываютъ и такiе промежутки времени, когда вовсе нътъ вниманія. Это мнъніе върно только относительно произвольнаго вниманія, но оно ошибочно, если подъ словомъ „вниманіе" подразумъвать вниманіе вообще, какъ произвольное, такъ и непроизвольное: никогда не бываетъ такого момента, чтобы у насъ не было вообще никакого вниманія. Напротивъ, величайшая разсъянность, которую мы такь охотно называемъ невнимательностью, невниманіемь и т. п., очень часто служитъ проявленіемь сильнъйшаго, но непроизвольнаго сосредоточенія вниманія на одномъ и томъ же предметъ. Такова, напр., упоминаемая во множествъ анекдотовъ разсъянность ученыхъ…
...Такимь образомь, путемъ какъ личнаго, такъ и коллективнаго, самонаблюденiя мы убъждаемся, что то чувство усилія, или чувство активности, которое подмъчается при произвольномъ вниманіи, состоитъ только въ моторныхъ ощущенiяхъ, вызываемыхъ тъми мускульными сокращениями, которыя образуютъ физиологическое обнаруженіе вниманія.
И ато показаніе самонаблюденія превосходно согласуется со всъми фактами, извъстными намъ относительно произвольнаго вниманія, именно:
1. Вполнъ понятно, что чувство усилія должно кидаться въ глаза только при произвольномъ вниманіи, хотя моторныя ощущенія, посредствомъ которыхъ чувствуются мускульныя сокращения, служащія физиологическимъ обнаруженіемъ вниманія, конечно, сопровождаютъ и непроизвольное вниманiе. Но при послъднемъ эти ощущенія бываютъ» очень слабыми, потому что вызывающія ихъ мускульныя сокращенія не встръчаютъ никакого сопротивленія въ другихъ мускульныхъ сокращеніяхъ: насколько безпрепятственно перебъгаетъ непроизвольное вниманіе съ одного предмета на другой, настолько же безпрепятственно мъняются и мускульныя сокращенія, приспособляющія нашъ организмъ къ яснъйшему воспріятію каждаго изъ этихъ предметовъ...
2. Вполнъ понятна и однородность произвольнаго вниманія съ непроизвольнымъ, которая ясно сказывается въ томъ, что произвольное вниманіе очень часто вслъдъ за тъмъ какъ ослабъетъ и исчезнетъ сопротивляющееся ему непроизвольное, само становится непроизвольнымъ. Напр., когда мы начинаемъ заниматься какой либо умственной работой, хотя бы ръшеніемъ задачи, приготовленіемъ къ экзамену и т. п., намъ сильно мъшаютъ окружающія насъ лица своимъ разговоромъ, пъніемъ и т. п., такъ какъ наше непроизвольное вниманіе направляется на нихъ вмъсто начатой нами работы; и въ это время вниманіе къ послъдней имъетъ ръзко выраженный характеръ произвольнаго. Но послъ того, какъ мы, какъ говорится, втянемся въ свою работу, а это значитъ—послъ того, какъ непроизвольное вниманіе къ окружающимъ насъ лицамъ исчезнетъ, вниманіе къ занимающей насъ умственной работъ становится настолько непроизвольнымъ, что, въ концъ концовъ, мы часто бываемъ не въ силахъ сразу вникнуть въ тотъ вопросъ, съ которымъ къ намъ обратится кто-либо изъ окружающихъ лицъ, не въ силахъ сразу узнать какое-либо вновь пришедшее лицо и т. п. ...”
Агата Кристи «Автобиография» издательство «ВАГРИУС», www.vagrius.com (18-я библиотека в кармане)
«…Итак, мы выбрали "Каледонию" и не ошиблись. Учили там прекрасно, и детям было интересно то, чему их учили. Там все регламентировалось правилами, но Розалинда любила, чтобы все было регламентировано правилами. Как она не без удовольствия заявила во время каникул: "Там ни у кого минутки свободной нет". Мне бы такое едва ли понравилось. Иногда я получала поразительные ответы на свои вопросы.
- Розалинда, а когда вы встаете?
- Не знаю, просто звенит звонок.
- А тебе разве не хочется знать, в котором часу он звенит?
- Зачем? - отвечала Розалинда. - Он же нас будит, чего же еще? А завтракаем мы примерно через полчаса после этого.
Мисс Уинн умела поставить родителей на место. Однажды я спросила, можно ли нам взять Розалинду на воскресенье в повседневном платье, а не в воскресном шелковом, так как мы едем на пикник и прогулку в дюнах.
Мисс Уинн ответила: "Мои ученицы по воскресеньям носят воскресные платья". И разговор был окончен. Тем не менее мы с Карло обычно прихватывали сумку с прогулочной одеждой для Розалинды, и в подходящем лесочке или кустарнике она меняла свое Воскресное Шелковое Платье, соломенную шляпку и аккуратные туфельки на нечто более подходящее, чтобы прыгать по ухабам и падать. Нас, к счастью, ни разу не разоблачили.
Эта женщина обладала очень сильной индивидуальностью. Как-то я поинтересовалась, что она делает, если в День спорта идет дождь.
- Дождь? - удивилась мисс Уинн. - Сколько я помню, в День спорта дождь не идет никогда.
Казалось, она может диктовать свои требования даже стихиям. Как сказала однажды Розалиндина подруга: "Думаю, Бог примет сторону мисс Уинн".
На Канарских островах мне удалось написать лучшую часть новой книги - "Тайна Голубого экспресса". Это оказалось непросто, и Розалинда не облегчала мою задачу. В отличие от своей матери, она не умела занять себя игрой, требующей воображения: ей нужно было обязательно нечто конкретное. Дай ей велосипед - она будет полчаса кататься. Дай головоломку в дождливую погоду - она будет складывать ее. Но в парке отеля "Оратава" на Тенерифе Розалинде нечем было заняться, кроме как ходить вокруг клумб или метнуть кольцо раз-другой - но, опять же в отличие от матери, метание колец ее не увлекало. Для нее это было всего лишь кольцо.
- Послушай, Розалинда, - говорила я, - ты не должна мне сейчас мешать, я буду работать. Мне нужно писать книгу. В течение часа мы с Карло будем заняты. Не мешай нам, пожалуйста.
- Хорошо, - уныло отзывалась Розалинда и уходила. Я сидела напротив Карло, державшей наготове остро отточенный карандаш, и думала, думала, думала, ломала голову. Наконец неуверенно начинала. Через несколько минут я замечала, что Розалинда стоит по другую сторону дорожки и смотрит на нас.
- Что такое, Розалинда? - спрашивала я. - Чего ты хочешь?
- Полчаса еще не прошли? - интересовалась она.
- Еще нет. Только девять минут. Иди.
- А... Хорошо, - она уходила.
Я возобновляла свою неуверенную диктовку. Вскоре снова появлялась Розалинда.
- Пока еще рано. Я сама позову тебя.
- А мне нельзя постоять здесь? Я только постою. Я не буду мешать.
- Ну ладно, стой, - неохотно соглашалась я и диктовала дальше.
Но Розалиндин взгляд действовал на меня, как взгляд Медузы. Яснее, чем когда-либо, я понимала: все, что я говорю, - идиотизм. (По большей части так оно и было.) Я мямлила, заикалась, колебалась, топталась на месте. Словом, как эта несчастная книга все же появилась на свет, не понимаю! Прежде всего, я не испытывала от работы над ней ни капли удовольствия, у меня не было никакого вдохновения. Я придумала сюжет - вполне приемлемый сюжет, частично заимствованный из собственного рассказа, и, если можно так выразиться, знала, куда идти, но картины и люди не оживали. Мною двигало лишь желание, вернее, необходимость написать книгу и заработать денег.
Именно тогда, вероятно, я стала превращаться из любителя в профессионала. Последний отличается от первого тем, что должен писать и тогда, когда не хочется, и тогда, когда то, что пишешь, не слишком тебя увлекает, и даже когда получается не так, как хотелось. Я терпеть не могла "Тайну Голубого экспресса", но я ее все же дописала и отправила издателям. Ее раскупили так же быстро, как предыдущую. Я должна была бы радоваться - но, надо сказать, этой книгой я никогда не гордилась…
… Как печально будет, когда я не смогу больше ничего написать, хоть и понимаю, что негоже быть ненасытной. В конце концов, то, что я в состоянии писать в свои семьдесят пять, уже большая удача. К этому возрасту следовало бы удовольствоваться сделанным, угомониться и уйти на покой. Признаюсь, у меня возникала мысль уйти на покой в этом году, но тот факт, что моя последняя книга продается лучше, чем любая предыдущая, оказался неодолимым искушением: глупо останавливаться в такой момент. Может быть, отодвинуть роковую черту к восьмидесяти?
Я с большим удовольствием пережила вторую молодость, наступающую, когда заканчивается жизнь чувств и личных отношений и вдруг обнаруживаешь, скажем, лет в пятьдесят, что перед тобой открыта полноценная новая жизнь, наполненная размышлениями, открытиями, чтением. Вдруг понимаешь, что теперь посещать художественные выставки, концерты, оперу так же увлекательно, как в двадцать или двадцать пять. Какое-то время назад все силы уходили на личную жизнь, теперь ты снова свободна и с удовольствием оглядываешься вокруг. Можно наслаждаться отдыхом, можно наслаждаться вещами. Ты еще достаточно молода, чтобы получать удовольствие от путешествий по новым местам, хотя уже и не так непритязательна в отношении бытовых условий, как прежде. В тебе словно происходит прилив жизненной энергии и новых идей. Но следом идет расплата надвигающейся старостью: у тебя почти постоянно где-нибудь что-нибудь болит - то прострел в пояснице, то всю зиму мучает ревматизм шейных позвонков так, что повернуть голову - сущая мука, то артрит в коленках не дает долго стоять на ногах и спускаться под гору - все это неотвратимо, и с этим нужно смириться. Зато именно в эти годы острее, чем когда бы то ни было в молодости, испытываешь признательность за дар жизни. Это сродни реальности и насыщенности мечты - а я все еще безумно люблю мечтать…»
Симон Соловейчик «Час ученичества» («Учение с увлечением») Москва «Детлит» 1986г.
«… Здоровый, нормально развивающийся человек никогда не скучает, не знает, что такое скука.
Иногда говорят: «Что получится, если человек с детства привыкнет делать только интересное для него?»
Но кто же к этому призывает? Никакого «только» нет. Учение с увлечением — это вовсе не учение с развлечением. Школа не цирк, она не может развлекать, не должна этого делать. Школа — труд, серьезный, долгий, иногда и тяжелый умственный труд. В школьной программе есть предметы потруднее и полегче, и в каждом предмете есть разделы поинтереснее и поскучнее. Школа дает знания в системе, в- этом ее главная ценность, и потому она не может выбирать лишь то, что интересно: никакого учения не получится.
Именно потому, что школа не развлекает и не дает выбора, учиться в школе с увлечением — это и значит воспитывать в себе чувство долга и учиться выполнять долг охотно, творчески. Именно школа воспитывает культуру отношения к жизни.
Не только интересное делать, а все, что нужно, делать с интересом. Понятна ли разница?
Но если уж читатель так любознателен, что все же хотел бы получить точный ответ на вопрос «Зачем учиться?», то лучше всего привести слова выдающегося педагога Василия Александровича Сухомлинского. Вдумаемся в них, это одна из самых важных центральных мыслей. Каждый сам сумеет доказать ее истинность: Человек должен учиться потому, что он человек.
Глава 2 • УВЛЕЧЕНИЕ
1
Центральные мысли тогда хороши, когда они ведут к практическим делам, к улучшению жизни. Поэтому без дальних околичностей возьмемся за работу.
Обычные романы строятся по такой схеме: двое встречаются, и сразу, с первого взгляда, вспыхивает любовь. Но что-то мешает им, возникают препятствия. Влюбленные преодолевают их, совершая героические поступки, и наконец соединяют свои жизни. Или умирают, как Ромео и Джульетта.
В школьном «романе», романе учения, все не так. Двое, например человек и математика, встречаются, но любви не выходит... Какая-то сила, не столь явная, как вражда двух семейств, но такая же опасная, мешает любви. Человек не любит математику, а математика не любит человека, что и выражается двойками в дневнике. Школьный дневник — это сборник рассказов о счастливой или несчастной любви...
Итак, безнадежный случай? Неминуем трагический конец?
Нет, как и во всяком романе, здесь тоже возможны два окончания, печальное или счастливое: человек преодолевает таинственную враждебную силу, любовь его разгорается, и любовью он побеждает математику или другие страшные для него предметы.
Наша практическая задача — привести роман с обычными школьными науками к счастливому концу, к победе любви.
Но возможно ли это?
Даже сама мысль — научиться любить — кажется на первый взгляд странной, сумасшедшей и чем-то неприятной. Разве любовь приходит по желанию? Разве мы можем управлять своими интересами?
Но не стоит торопиться. В науке всегда так: каждая новая мысль поначалу кажется абсурдной. Потом говорят, что в пей ничего нового нет. Потом привыкают к ней и оценивают ее по справедливости.
2
Вспомним какое-нибудь занятие, которое мы любим, самое простое. Ну, скажем, катание на коньках. Если мы любим кататься, значит, мы вполне прилично держимся на льду, не хуже других, и уж, во всяком случае, не стыдимся ходить на каток. Кто не может устоять на коньках, тому и мысль о катке ненавистна. А кто не пробовал выйти на лед, тот просто равнодушен к катанию.
Катание на коньках само по себе не интересно и не скучно: все зависит от того, насколько хорошо умеем мы кататься.
И так все в жизни, тут нет никакого открытия: интерес прячется не в делах, не в занятиях, а в нас самих. Что умеем делать хорошо — то и любим. Чего не умеем — того и не любим. Любовь всегда требует хоть немного взаимности!
В учении — то же самое. Отчего неорганизованность, «слабая воля», «не хочу», «не могу», «не люблю» и прочее? Да не получается у нас в той степени, как нам хотелось бы, вот и все! Запустили, пропустили — тысячи причин можно найти, но в основе всегда будет одно: не получается. Потому нескучно. А коли скучно, то и лень и бессилие.
Выходит то, что называют заколдованным, или, еще страшнее, порочным кругом. Неинтересно потому, что не занимаешься, а не занимаешься потому, что неинтересно!
Вот серьезная беда всех, кто не успевает в школе. К несчастью, эту беду не всегда замечают. Рассуждают просто: сиди да учись! И не принимают во внимание, что как раз это и есть самое трудное — сесть за книги. Сил не хватает, потому что нет интереса.
Если неинтересно и потому нет сил заниматься, то нельзя от этого отмахиваться, как от причины недостойной, неважной, надуманной, неуважительной. Эта причина действительно существует, и она так сильно действует, что, сколько бы человека ни ругали, сколько ни объясняли бы ему, что география увлекательна, а геометрия полезна, а литература необходима, сколько бы ни повторяли, что не учиться — стыдно, дело с места не сдвинется, потому что причина слабого учения остается: заколдованный круг продолжает вертеться, одни только двойки слетают с него.
Можно самым прекрасным образом понимать необходимость учиться и сознавать свой долг; можно мучиться от стыда и презирать себя; но до тех пор, пока не преодолеешь этот порочный круг, настоящего учения не будет. Серьезные проблемы нельзя обходить, их надо решать. Будем искать выход!
Если мне уже пять лет исполнилось и первые мысли забрезжили в моей голове, с этой поры я сам отвечаю за свой характер, за свое образование, за свою судьбу, и нет в мире виноватых! Нечего мне жаловаться! Я должен сам искать и находить выход из любого трудного положения!
Нельзя в жизни все и сразу понять, нельзя все и сразу исправить. Так не получается. Но двигаться в сторону понимания и исправления — можно!
И из порочного круга, в который попадает тот, кто недостаточно хорошо учится, должен быть выход. Такой, чтобы каждый мог сам, ни на кого не надеясь, переменить ход своей учебной судьбы, вырваться из неблагоприятных обстоятельств и начать учиться хорошо и с неизменным увлечением.
Только надо найти его, этот выход! Что с того, что он никому не известен? Надо найти его.
3
Я стал расспрашивать учителей: может, кто-нибудь натолкнет на ответ?
Учителя хорошо знают, как учить детей. Но никто не мог сказать, что делать человеку, если он попал в заколдованный круг скуки и неумения работать. Некоторые сердились: «Да что тут такого? Какие еще хитрости нужны? Позаниматься как следует, вот и вся хитрость! Безнадежно отстал? А кто виноват?»
Я засел за книги, месяцами ходил в Ленинскую библиотеку, самую богатую библиотеку в нашей стране. Там тысячи книг об учении в школе. Но все они о том же — как учить ребят или как лучше учиться тому, кто хочет учиться лучше. Но что делать человеку, если он не в состоянии сесть за книгу и подумывает о том, чтобы бросить школу, об этом в книгах не написано!
Тогда я стал расспрашивать ученых: нет ли общего правила, по которому можно было бы преодолеть инерцию заколдованного круга?
Один крупный ученый, профессор психологии, сказал мне, что он не слыхал о таких правилах, но что, очевидно, надо найти слабое звено, слабое место в этом круге и на него направить все усилия. Однако этот совет не годился. Если бы все было так просто, то не было бы никакого круга, была бы цепь причин — устрани какой-то один недостаток, поломку в цепи, и все в порядке. А у нас — безвыходное положение! Человек не может заниматься с успехом, пока он не позанимается...
4
Однако долгие поиски редко остаются безрезультатными, и в конце концов оказалось, что есть правило обращения с порочными кругами, оно известно! Его знают, например, физики. Когда они в своих теоретических рассуждениях встречаются с подобной трудностью, они используют метод последовательного приближения. То есть не пытаются сначала полностью преодолеть одну беду, потом — другую, а постепенно, последовательно уменьшают то одну трудность, то другую и так приближаются к цели.
Среди двух наших врагов — нежелания и неумения — нет слабейшего, их нельзя победить поодиночке, они набираются силы один от другого, именно поэтому победить их так сложно. Надо бороться сразу с обоими.
Если ты попал в порочный круг, то бесполезно устремлять все силы на устранение лишь одной трудности. Надо браться за обе задачи сразу, браться за это «чертово колесо» не одной, а двумя руками и постепенно, постепенно раскручивать его в противоположную сторону!
Что получается?
Немножко поленился и поработал меньше, чем нужно,— немножко меньше стало интереса — немножко труднее стало работать — еще меньше успеха — еще меньше интереса — совсем мало работы — совсем нет интереса — все плохо.
Так действует заколдованный круг. А если хоть немножко интереса? Тогда чуть-чуть прибавится работы — последует первый, маленький успех — чуть больше интереса и желания работать — больше работы — больше успеха — еще больше работы — еще больше успеха — еще больше интереса — и, наконец, учение с увлечением.
Так, в идеале, можно было бы раскрутить заколдованный круг в обратную сторону, использовать его коварные свойства против него же!
Весь вопрос в том, за что ухватиться. В заколдованном круге надо искать не слабейшее место — его нет, а просто что-нибудь, за что сподручнее взяться, к чему можно приложить силу.
Но за что именно браться?
5
В начале века одного немецкого революционера посадили в тюрьму, да не просто в тюрьму, а в камеру-одиночку. Заключенных заставляли целыми днями заниматься нудной работой, вроде плетения дамских соломенных шляпок. Многие не выдерживали, заболевали от скуки, от тоски, сходили с ума, умирали. Скука убивает, и чем моложе человек, тем опаснее скука для его здоровья.
Что было делать революционеру, о котором идет речь? С отвращением плести шляпки? Его ждала гибель. Тогда он понял: единственная возможность спастись — самому заинтересовать себя работой. Найти интерес в плетении дамских соломенных шляп!
Надо, решил он, не просто плести их, с тоской выполняя ежедневный урок и ожидая с нетерпением окончания дня, а плести с увлечением, с азартом, с удовольствием!
Каким-то образом — а каким, не известно — революционер сумел заинтересоваться плетением шляпок, стал работать с увлечением. Время в ужасной одиночке потекло быстрее. Здоровье человека и ум его сохранились, он вышел из тюрьмы бодрым и энергичным и мог вновь приступить к подпольной работе.
Что именно делал революционер, чтобы увлечься плетением шляпок, осталось, повторяю, неизвестным.
Однако, значит, в принципе это возможно? Человек может сам приобрести интерес, по своей воле? Если бы мне сказали это несколько л.ет назад, я не поверил бы. Я всю жизнь был уверен, что есть дела скучные, есть — интересные, а какие мне скучны, а какие интересны — это не от меня зависит.
Но, выходит, все не так. Выходит, можно заинтересоваться и самому, заставить себя заинтересоваться... Только надо знать какие-то секреты.
Однажды, роясь в книгах, я нашел работу психолога, который занимался с отстающими первоклассниками и обнаружил, что стоило чуть-чуть повысить желание ребят работать, как все они стали нормально учиться, даже те, кто считался неспособным. Правда, то были первоклассники, и с ними рядом был опытный человек, который вел их... А если самому? Если самому хоть немножко повысить каким-нибудь образом интерес к работе — нет ли здесь возможности «ухватиться» за наш заколдованный круг? Ведь нам на первых порах нужна хоть капля интереса, совсем немножко, а потом уж мы сумеем развить его.
Попробуем порассуждать. Что происходит, когда нам предстоит сесть за скучную работу. Мы заранее знаем, что она скучна, что ничего у нас не получится. Работа еще не началась, а уже скучно! Действует «установка»: так, в цирке выходит клоун, еще ничего не сказал, а нам уже весело — мы заранее знаем, что будет весело, у нас установка на веселье. Однако установку можно изменять по собственной воле, потому что она поддается влиянию воображения. Это доказано на опытах. Если бы мы могли вообразить, что будет интересно, мы внутренне настроились бы на интересную работу, а это как раз нам и нужно на первых порах! Вообразить? Это кажется доступным...
Итак, задача сводится к тому, чтобы каким-то образом настроить себя ва интересное, привести себя в хорошее настроение. Но эту задачу решить можно, потому что известно: человек смеется, когда ему весело, но даже грустному становится веселее, если его каким-то образом рассмешить. Некоторые ' психологи считают, что и грустно нам потому, что мы плачем, а не наоборот! И боимся мы потому, что дрожим, а не потому дрожим, что боимся! Это не совсем верно, но что связь между нашими действиями и нашими чувствами двусторонняя — это несомненно. В человеке все взаимосвязано, все причины и следствия постоянно меняются местами.
6
Переберем факты, которые есть в нашем распоряжении:
1. Стоит хоть немного повысить интерес, как работа сразу идет лучше (опыт с первоклассниками).
2. Человек в принципе может сам заинтересоваться даже очень скучным делом (история революционера).
3. Работа кажется более интересной, если мы настроились на то, что она будет интересной (теория установки).
4. Не только поведение зависит от настроения, но и настроение зависит от поведения.
Руководствуясь этими фактами, можно, пожалуй, выработать некоторую стратегию — генеральный план борьбы с порочным кругом, мешающим учиться,
Если нам так важно садиться за работу с определенным настроением, а настроение зависит от поведения, то надо сначала посмотреть, что же с нами происходит, когда мы принимаемся за любимую работу.
Мы потираем руки от удовольствия.
Мы улыбаемся.
Мы тщательно готовимся, предвкушая удовольствие.
Мы словно говорим себе: «Я люблю тебя, ботаника! Я с удовольствием почитаю, что написано в книге, и с удовольствием буду учить!»
Другими словами, мы производим ряд физических (потирание рук) и мысленных действий.
Вот точно то же самое надо делать тогда — и особенно тогда! — когда садишься за приготовление урока по нелюбимому предмету.
По закону взаимосвязи, после некоторых повторений — а не в первый раз! — обязательно должно появиться хорошее настроение. Появится установка на интересную работу, и она, работа, действительно станет хоть немножко интереснее!
Нет, не надо ожидать, что мы сразу и навсегда полюбим, например, географию, если прежде не любили ее. Чтобы полюбить какой-нибудь учебный предмет, надо хорошенько позаниматься им, мы уже говорили об этом.
Не географию полюбим сначала, а свою работу над нею! К работе отнесемся с интересом!
А это уже выглядит вполне реальным. Полюбить работу — это доступно всем, даже самым ярым ненавистникам географии.
7
...Вот первый шаг, первая зацепка: психологическая подготовка к работе, настрой на работу. Потираем руки, улыбаемся и объясняемся в любви будущей работе. Неважно, что мы вроде бы кривим душой (никакой любви нет, а мы говорим: «Я люблю тебя!»). География ведь не человек, мы никого не обманываем и даже себя не обманываем, потому что мы и вправду не знаем,
любим мы географию или нет,— мы с ней попросту незнакомы, так как мало и без удовольствия занимались ею. Как в известном романсе: «Люблю ли тебя, я не знаю, но кажется мне, что люблю...»
И тут же вспомним метод борьбы с порочным кругом: последовательное приближение! Устранять обе зловредные причины сразу! Браться за дело двумя руками!
Одной установки на интересную работу мало. Надо приложить чуть-чуть старания (после психологической подготовки это будет легче) и сделать работу более тщательно, чем всегда. Более внимательно. Отдать ей больше времени. Не торопиться. Потому что тщательность — основной источник увлечения работой.
Глубокое заблуждение считать, будто мы плохо работаем оттого, что нам скучно и неинтересно. Дело обстоит как раз наоборот: нам неинтересно оттого, что мы работаем плохо, не тщательно, без духовной активности!
Это можно было бы доказать на многих примерах. Я видал людей самых увлекательных профессий — артистов, журналистов, ученых, которые проклинают свою работу и считают ее неимоверно скучной. Почему? Потому что не умеют делать ее хорошо. Кто старается работать лучше, тому интересно, кто отлынивает от работы — тому скучно.
8
Психологическая подготовка плюс тщательность в работе... Теоретически все получается. Но пока что у нас в руках не правило, а только гипотеза — предположение. Мы предполагаем, что каждый человек может вырваться из порочного круга плохого учения, если в качестве первого шага будет психологически готовиться к работе и делать ее тщательно. Но так ли это на самом деле?
Это надо было проверить на опыте. Надо было найти добровольцев, готовых провести опыты на себе. Причем следует сказать, что опыты эти не столь безопасны, как может показаться на первый взгляд. Ведь если никакого интереса не возникнет и улучшения работы не получится, то человек испытает разочарование, а разочарование не остается без следа. «Вот,— начнет думать человек,— у меня такой безнадежный случай, что никакие приемы не помогают! Нет, наверно, я и вправду неспособен к учению».
Согласитесь, что это не очень приятно.
И все же было решено рискнуть и обратиться к читателям всесоюзного журнала «Пионер» —может быть, хоть кто-нибудь
решится проверить нашу гипотезу на себе? Признаться, было страшновато: найдутся ли желающие?
Однако на первый же призыв откликнулись тысяча семьсот учеников: они сообщили, что готовы немедленно приступить к опытам на себе. Позже и другие ребята принялись за опыты, всего — больше трех тысяч человек.
Первой откликнулась Лена Жукова из Москвы. «Меня зовут Лена,— сообщила она,— я учусь в 6 «Б» классе. Завтра у нас литература, и учить я ее не собиралась, но, прочитав о вашем опыте, я решила провести его, и вот передо мной лежит ненавистный учебник литературы. Ну, приступаю!!! Учение с увлечением!»
Итак, к опыту приступили сотни мальчиков и девочек по всей стране.
Вот с какими учебными предметами начали экспериментировать самые первые участники опыта:
География — 328 человек,
Родной язык -251человек
Математика- 212человек Физика — 200 человек,
Иностранный язык —175человек. Ботаника —104человека Зоология — 100 человек Литература — 47 человек Химия — 33 человека Анатомия — 28 человек Несколько ребят сочли, что самые нелюбимые для них учебные предметы — рисование, пение, природоведение, черчение и физкультура, но таких было мало. Ришат Хатмулин из города Карабаш понял слово «предмет» несколько буквально и сообщил: «Самый скучный для меня предмет — таскать ведра с водой. Я приступаю к опыту с этим предметом со 2 октября».
Как видим, предметы в основном распределялись по степени трудности и по количеству возможных неприятностей: действительно, больше всего затруднений бывает у школьников с грамматикой и математикой. Это закономерно. Но почему интереснейшая география вдруг вышла на первое место среди нелюбимых предметов — это загадка, и сказать по этому поводу решительно ничего невозможно. Когда ставишь эксперимент, тебя всегда поджидают неожиданности, к этому надо быть готовым.
9
Прошло несколько недель, и начали приходить письма-отчеты.
Результаты превзошли все ожидания!
«Когда я начинаю учить русский язык, я... позевываю,— признавалась Катя Тукмачева.— Так мне скучно! Я начала опыт с того, что первым делом бросила позевывать. Так хочется, а сожму челюсти — ничего. Перед выполнением русского языка я нарочно делаю себя веселой, как перед историей (мой любимый предмет). Я прыгаю, кувыркаюсь, пою, представляю себе, что будет интересно, как история. Так продолжалось 12 дней. И, представьте себе, это вошло в мою привычку — веселиться. На самом деле русский язык стал казаться мне интересным предметом!» (г. Нолинск, Кировской области.)
Катя абсолютно верно поняла правило. Надо вспомнить, как ты ведешь себя, когда приступаешь к любимому занятию, и точно так же поступать перед нелюбимым уроком!
«Меня зовут Петя Грибанов,— сообщал другой участник опыта из Днепродзержинска.— Я продолжал опыт 14 дней. Я садился за английский язык так, как вы советовали, с веселым лицом, хотя самому плакать хотелось. Я хотел сделать учебу английского языка делом веселым, что у меня понемногу и стало получаться. Опыт удался, я все больше и больше понимал. Спасибо Вам за хороший и добрый совет! Учение с увлечением!
С уважением, Петя».
«У меня скучный предмет география. Мне было скучно па уроках, я не мог дождаться, когда^же будет звонок. Потом мы в классе стали проводить эксперимент «Учение с увлечением». Я подумала, что у меня опыт должен получиться обязательно. Когда кончился классный час, я пришла домой и села за географию со смешными упражнениями. «Я люблю тебя, география!» — повторяла я. Мне она показалась не такой скучной, как было раньше. На другой день я сходила в библиотеку и взяла книгу по географии. Дома я сначала убралась в комнате и с веселым настроением взялась за географию. И вот урок. Я стала слушать внимательно. Теперь мне география нравится. Я с нетерпением жду этого урока. Галя Малышенко» (село Амурзет, Еврейской автономной области).
«После того, как я получил журнал, я решил заняться опытом. На другой день по расписанию была физика — скучный предмет. Я решил ее превратить в интересный предмет. Физику я начал учить первую (хотя всегда учил последнюю). У меня создалось приподнятое настроение, а настроение — залог успеха. Прочитав параграф, я заставил себя вдуматься в содержание, представляя все положительные стороны физики. Раньше я «зазубривал», и поэтому еще сильнее она казалась мне скучной. Сейчас я, почти понимая смысл, пересказал основное, что запомнил. Прочитав еще несколько раз, я уже знал параграф (приписка в письме: «Хотя все же я отвлекался, и в этом мой недостаток»). По моему мнению, каждый человек может превращать скучное занятие в интересное. Ведь тут никаких талантов не нужно. Получив скучное задание, нужно не падать духом и представить его себе с -лучшей стороны. Если человек старается сделать работу хорошо, ему становится интересно. В этом я убедился на своем примере. На другой день нам были заданы задачи по физике. Это не веселое дело. Я старался решить как можно больше и получше, а не сдуть их в классе. Решение двух задач воодушевило меня, и я с интересом начал решать остальные. Меня даже огорчило то, что, решив последнюю, задач для решения уже не было» (Александр Кладеев, с. Разумовка, Алтайского края).
Человек сжимает зубы, чтобы не зевать, улыбается, хотя готов плакать. Подшучивая над собой, повторяет: «Я люблю тебя, география!» — и все-таки придвигает к себе «ненавистный учебник», оставляя свою ненависть за пределами часа работы, или берется решать задачи, хотя это и «не весело».
Заколдованный круг приостанавливает свое вредное движение и даже — пусть едва заметно! — начинает крутиться в противоположную сторону.
Приведу еще несколько отрывков из писем — это важные для науки свидетельства. Как будто на сотни голосов звучат сообщения!
Рамиль Шаймухаметов. Узнав про «учение с увлечением», я встрепенулся и попробовал. И... получилось! (г. Уфа.)
Сергей Цымбулов. Дела пошли куда лучше! (Нижний Тагил.)
Аня Тресцова* Вдруг и вправду стало интересно, я даже полюбила молекулы! (г. Кинешма.)
Николай Рухлев. После трех двоек стоят у меня по немецкому положительные отметки. Учение с увлечением! Спасибо за совет! (Армавир.)
Сергей Ветошкин. Опыт удался, и еще как! Теперь русский язык — мой самый лучший предмет. Мне стали нравиться диктанты, параграфы, выученные наизусть, упражнения (с. Ка-расево, Новосибирской области).
Надя Серохватова. Теперь у меня все пошло на лад! (Омск.)
Игорь Каплюк. Мои родители, зная, как я не люблю географию, удивились, когда увидели, как я потираю руки от удовольствия и улыбаюсь. Заданный урок я выучил на «пять».
А главное, я не почувствовал ни тени скуки! (нос. Комсомольск, Тюменской области.)
Сережа Никифоров. Полюбил я географию, и хочу опять получить (как в пятом классе) за год оценку «пять»! (с. Куша-лино, Калининской области.)
Алексей Зубащенко. Мне стало чуть-чуть хотеться сесть за книжку. Потом меня потянуло к зоологии. Все-таки можно скучное занятие превратить в интересное! (г. Россошь, Воронежской области.)
Николай Саковец. Сначала, как я прочитал про учение с увлечением, я даже не поверил, что может что-нибудь получиться. Но вдруг подумал: «А что, если получится? Надо попробовать!» Теперь я хорошо понял, что урок всегда надо учить с увлечением! (г. Раздан, Армянской ССР.)
Сообщений, что эксперимент не удался, было мало: всего двенадцать. «Все могут увлечься скучным предметом, только не я!» — с горечью обнаружил один семиклассник. С ним, как видно, произошло то, чего мы боялись, когда начинали эксперимент: человек разочаровался в себе. Можно, конечно, утешать себя тем, что наука требует жертв, но все-таки этого мальчика •жалко. Чтобы он не думал о себе так плохо, стоит заметить, что далеко не все смогли довести эксперимент до конца и прислать победное письмо. А рассказывать о неудаче, видно, не хотелось. Поэтому так мало сообщений о неудачах. На самом деле неудач, конечно, было больше.
Так что обольщаться результатами эксперимента не стоит.
Он доказал, что многие действительно могут сами заинтересоваться нелюбимым для себя предметом. Но все ли? Но каждый ли человек?
Вопрос до сих пор остается нерешенным, ответить на него предстоит читателям этой книги.
Важно другое. В ходе опытов возникли неясности, затруднения и вместе с тем появились экспериментальные данные, позволяющие из этих затруднений выйти.
10
Возникла, например, такая проблема. Мы говорили: заниматься более тщательно, чем обычно... Но что это значит — тщательно!
Люда Дмитренко из Ленинграда поступала так. «Например,— рассказывает она,— я решила сделать географию за полчаса.
Если я сделала этот предмет раньше, то я радуюсь, а если позже — то огорчаюсь».
Казалось бы, разумный подход. Но он таит в себе опасность, если не знать, сколько же времени отводить па работу.
Разберемся в этом.
...Однажды знакомые попросили меня прийти к ним и завесить старыми газетами книжные полки, чтобы книги не пылились в пустой квартире, пока хозяева будут в отпуске. Я взялся за дело, приколол кнопками первые газетные листы... И вдруг такая тоска меня взяла! Ужасно нудное занятие. Полок много, газеты противно шуршат, кнопки гнутся, на стуле стоять неудобно... Да и вообще, зачем это мне? Зачем я взялся помогать? И без меня справились бы.
Почувствовав, что больше невмоготу, я сказал себе: как бы там ни было, я отвожу на работу час. Не торопясь и не думая о результатах, я просто отдам работе час. Сколько с/делаю, столько и сделаю и торопиться не буду.
Но пока час не кончится, никакими другими делами заниматься не стану.
И представьте, мне сразу стало легче! Я заметил, что теперь я невольно стараюсь завешивать полки аккуратнее, чтобы получилось красиво, хотя кому нужна красота в пустой, запертой квартире! Но я неторопливо выравнивал листы, и кнопки отчего-то перестали гнуться, и на стуле стоять было удобно и даже интересно. Не всю ведь жизнь на стуле стоишь! Естественно, что я закончил работу раньше чем за час, был очень доволен собой, не сердился на хозяев и ушел от них в самом прекрасном настроении.
Перемена произошла оттого, что я отвел работе большой срок, не пожадничал отдать положенное ей время, и в награду за эту маленькую и ничего не стоившую мне щедрость получил удовольствие от работы.
Всякое дело платит за нашу щедрость удовольствием!
То же самое происходит и с уроками, особенно с теми, которые кажутся скучными.
Когда торопишься, внимание распыляется: и работаешь, и следишь за временем. Но если внимание не сосредоточено полностью на работе, то неминуемо она покажется скучноватой, ибо интерес — это и есть сосредоточение внимания!
«Я стала делать так,— сообщает Рая Ц. из Новокузнецка.— Вот я учу по литературе и к стольким-то часам должна это сделать. И я тогда не торопилась, потому что знаю, что успею, и учила хорошо. И удивительно, что у меня оставалось свободное время! Раньше же, хотя я и торопилась все сделать побыстрей, я едва успевала сделать уроки. Наверно, потому, что, глядя на часы, ахала, что уже много времени, а я еще ничего не сделала, и сразу хваталась за что попало».
Назначим работе время с избытком — и оно, время, вернется вдвойне, да еще заплатит и радостью учения.
Лучший способ экономить время в учении — не экономить его за счет учения.
Следовательно, необходимо внести такую поправку: работать тщательно — значит заранее отвести на работу время с избытком и не торопиться, не выгадывать минуты! Обычно говорят: «Береги минуту». Но когда садишься за уроки, беречь минуты как раз и не надо!
11
И еще один важный вопрос возник: сколько времени надо продолжать опыт?
Теоретически рассуждая, даже один-единственный опыт остается в памяти человека, один-единственный поступок может стать основой полезной привычки. Если бы это было.не так, если бы каждый наш поступок проходил бесследно для души, то привычек не было бы вовсе. А мы видим, что привычки то и дело создаются — как хорошие, так и дурные. Все они начинаются с одного-единственного поступка.
Нам нужна именно привычка садиться за работу в хорошем настроении и делать ее тщательно. Нельзя же тратить слишком много душевных сил на приемы работы, надо оставлять их для самой работы! К тому же все-таки утомительно каждый раз, садясь за уроки, помнить еще о каких-то правилах. Надо, чтобы правила действовали автоматически, сами собой, а этого невозможно добиться с первого или со второго раза.
Некоторые психологи утверждают, что для образования привычки нужно ни много ни мало, а именно три недели, двадцать один день. Почему так — неизвестно. Но я на собственном опыте убедился, что, например, на новом месте начинаешь чувствовать себя как дома именно через три недели.
Однако посмотрим, что показывает опыт ребят.
Вот несколько сообщений.
«Ничего у меня не вышло,— рассказывает Лена Нагибова из поселка Рудничного, Свердловской области.— И так было 10 дней, и я уже подумала, что у меня совсем ничего не выйдет, но вот на 11-й день я взяла в руки учебник и уже не могла от него оторваться!»
Значит, нужно потерпеть дней десять? Похоже на правду. У москвички Тани Скалдиной интерес появился тоже примерно через такое же время — на 14-й день.
«Мой самый скучный предмет — математика,— сообщила Таня.— И вот 14 дней назад я приступила к опыту с этим предметом. Села за стол и открыла учебник. Когда я потерла руки и сказала учебнику: «Я люблю тебя!» — конечно, я думала, что мне сразу будет интересно и, может быть, я даже полюблю математику. Но случилось не так. После этош маленького упражнения мне и вправду стало веселее, и я с хорошим настроением начала решать пример. Пример попался трудный, я уже хотела зевнуть, но вспомнила об опыте и не зевнула. Но не получился у меня в этот день опыт. Только я начинала хоть немножко заинтересовываться, как вдруг вспоминала опыт и начинала думать о том, что у меня уже что-то получается, и после этого весь интерес, конечно, уходил. И это продолжалось не один день. Но вот что было 21 сентября. Я опять решала примеры. Второй пример у меня никак не получался, Я попробовала решить его и так и эдак, но ничего не выходило. Я уже потеряла почти всю надежду, но все еще писала что-то, и вдруг... получился правильный ответ. Я бросилась к учебнику, проверила: все было правильно. Остальные примеры стали как-то сами собой решаться, и спать я ложилась очень радостной. И только лежа в постели, я подумала, что математика — все-таки интересный предмет. На следующий день в школе оказалось, что я вместо трех примеров решила пять. С того дня я математику делаю с увлечением и считаю, что опыт удался».
А восьмикласснику Вене Семенову из Новочебоксарска понадобилось гораздо меньше времени: «Самый скучный для меня предмет — химия. Я собираюсь стать врачом. Говорят, чтобы стать врачом, надо знать химию. Но у меня не получалось ничего. Я ненавидел химию. Решил взяться за опыт. Несколько раз я внимательно прочитал заданный урок. Очень хорошо все обдумал. На уроке химии меня не спросили. У меня испортилось настроение. Дома рассказал отцу, а он говорит, что нельзя вешать носа. И каждый раз я хорошо учил химию. Наступил долгожданный день. На уроке химии учитель спросил меня. Я так хорошо рассказал, что даже учитель удивился. И поставил против моей фамилии «пять». Теперь я с увлечением занимаюсь химией. Думаю, что у меня опыт удался».
Но вот у Вити Савинова из города Губкина опыт получился с первого раза!
«Моим самым скучным предметом является геометрия,— пишет Витя.— Я рассказал об «Учении с увлечением» Коле, моему другу. Мы разбили весь материал на предложения. Затем внимательно прочитали каждое предложение. Затем взяли в руки карандаши и начертили то, что нам требовалось. На следующий день меня вызвала учительница, и я уже ответил на «четыре». Эта оценка была переломной в моей жизни. На следующий день я сам поднимал руку и дополнял ответы. учеников. И все время я дополнял правильно. За это учительница поставила мне оценку «пять». Я воспрянул духом. В последующие дни я хорошо понимал геометрию, а ведь недавно еле тянул на «три».
Так сколько же дней надо продолжать опыт?
Ответ напрашивается сам собою: до первого успеха' — и дальше.
Успех — вот что окрыляет человека и дает ему силы, вот что ведет к увлечению.
«Это были трудные деньки,— рассказывает Лена Медведева из Новокузнецка.— Я пыхтела, я ложилась спать в час, в два часа ночи. Я боролась с математикой, как тигр! Я получила первую пятерку. Домой я мчалась со скоростью двадцать метров в секунду. О, как было здорово!»
«Я заставил себя раз и второй выучить на пятерку, а потом они у меня пошли одна за другой. У меня получилась победа»,— кратко, но внушительно пишет Витя Е. из Загорска, Московской области.
Марина К. из Красноярска так описывает «чудо», которое с ней произошло:
«...Некоторые могут подумать, что все это пустой разговор (я, честно говоря, тоже сначала так подумала), но потом на моих глазах произошло... ну, чудом это, конечно, не назовешь, но нечто похожее на чудо совершилось.
Это было на уроке алгебры. Объявили самостоятельную работу. Да, рядовую самостоятельную работу. Я невольно вздрогнула, для меня это было контрольной проверкой после недели «нескучной» математики. Я дала себе слово ни разу не списать ни одной цифры у соседа. Да ко мне и не пришло такое желание, так я увлеклась работой. Написав самостоятельную, я последний раз взглянула на нее и вздохнула: мои работы по математике никогда не оценивались выше тройки.
Когда нам выдали работы, я накинулась на тетрадку, как хищник, но зато, когда я посмотрела туда, мои движения стали неуверенные, взгляд, наверно, глупый и удивленный: там стояла пятерка и как-то с сомнением смотрела на меня. Она не была уверена, что надолго задержится тут. Как-то неуютно было ей среди двоек и троек. Моя маленькая победа над собой придала мне уверенность в победе. Я поверила в свои силы. Итак, опыт продолжается!»
Вот радость человеческая: «У меня получилась победа!», «Я мчалась домой со скоростью двадцать метров в секунду!», «Я воспрянул духом!»
Уолт Уитмен, великий американский поэт, писал, обращаясь к каждому человеку:
Ни у кого нет таких дарований, которых бы не было и у тебя,
Ни такой красоты, ни такой доброты, какие есть у тебя,
Ни дерзанья такого, ни терпенья такого, какие есть у тебя,
И какие других наслаждения ждут, такие же ждут и тебя!
Некоторые люди не верят, что есть на свете любовь, они думают, что любовь бывает только в книгах. Но это неправда. Любовь есть в жизни, это самое радостное чувство, его может испытать каждый. И любовь к учению, радость от победы в учении — тоже, как мы видели, не только в книгах есть. Это не басни, не выдумки, это реальность. Многие ребята из тех, кто прежде не понимал, в чем радость учения, теперь И какие других наслаждения ждут, такие же ждут и тебя!
ОПЫТЫ НА СЕБЕ
«Прочитав о предлагаемом опыте, я заинтересовался. И мне показалось, что я смогу ответить за всех: «Нет на свете скучных дел, человек в.се может сделать, все в его правах». Мне эта мысль никогда не приходила в голову и вот теперь пришла. Но устных рассуждений мне показалось недостаточно, и я приступил к практике...»
Последуем примеру автора этого письма и приступим к практике.
В конце концов, лучший способ жить на свете — все время стараться усовершенствовать свое дело, искать, экспериментировать и так, в делах и стремлениях, узнавать себя — не того, какой я есть сегодня, это нетрудно, а того, каким я могу быть. Как узнать скрытое в себе? Раскрыть! А как раскрыть? В работе!
Начнем опыт немедля и не раздумывая, не откладывая даже до окончания этой книги.
Выберем самый трудный, нелюбимый предмет и, когда будем садиться за работу, подготовимся сначала психологически: потрем руки, улыбнемся, скажем (лучше вслух): «Я люблю заниматься геометрией!» — а можно даже и перекувырнуться, как делает Катя Тукмачева, хотя, конечно, и не обязательно.
Будем делать уроки со всей тщательностью, на какую только мы способны. Для этого отведем работе время с лихвой и больше не станем думать о времени и сроках!
Продолжим опыт десять, пятнадцать дней — до тех пор, пока не придет первый успех и мы не почувствуем, что и вправду интересно. После этого не бросим опыт, а будем продолжать его, пока нормальное учение не войдет в привычку и опыт перестанет быть опытом, а станет нормой.
Предупреждение. Мы видели, что увлечение приходит после первого успеха. Но что считать успехом? Некоторые ребята совершили вот какую ошибку: успехом они считали только хорошую отметку. Но отметки бывают, естественно, после вызова к доске. А если не вызывали — значит, неуспех? Андрей Баранов из Московской области написал: «Меня не вызвали ни разу, как я ни старался и ни поднимал руку (выше всех). Так что сдвигов никаких, кроме двойки, которую я получил в завершение опыта. Двойка не за ошибки, а за содержание. В качестве примера на местоимение я написал предложение: «Его несли на кладбище». Это почему-то не понравилось учительнице. По-моему, человек не может заинтересоваться скучным делом. Андрей».
Чтобы с нами не случилось такой истории и не пришлось бы наше увлечение «нести на кладбище», будем считать за успех не вызов-отметку, а собственный наш интерес. Будет интерес — рано или поздно будут хорошие отметки, это обязательно, это и доказывать не нужно!
А если все же ничего не получается? Тогда поступим так, как Оля Тихоновецкая из совхоза имени Чкалова, Павлодарской области. Она записала в свой план действий:
«В случае неудачи повторить все сначала».
Г л а в а 3 • ВРЕМЯ
1
В делах учения не все так просто, как.кажется с первого взгляда. Только мы выбрались из одного заколдованного круга, как тут же попадаем в следующий: чем больше сидишь над уроками, тем больше сидеть и приходится!
Потому что время, необходимое для тщательного приготовления уроков, во многом зависит от нашего общего развития, от того, как много знаем мы разных вещей вне школьной программы, от способности быстро схватывать и запоминать материал. А для общего развития нужно много читать, заниматься в кружках, разговаривать с умными людьми на умные темы, почаще и подолгу размышлять над чем-нибудь дельным. Для всего нужно время — то самое время, которое у многих ребят целиком уходит на уроки: они сидят над учебниками по четыре-пять часов.
«Я прихожу из школы в половине второго. Придя домой, поев, сразу же сажусь за уроки. Учу уроки до семи вечера, без отдыха, так как боюсь, что не успею сделать их, а их очень много. В семь часов вечера после уроков я очень устаю. И так каждый день. В результате я с усталой головой не могу читать внешкольную литературу. Не могу смотреть телевизор. Начинает болеть голова. И я сразу же ложусь спать...» — пишет Рубен X. из Кировабада.
Но теперь мы знаем общее правило: надо действовать методом последовательного приближения. Постепенно стараться сокращать время работы над домашними уроками до разумных пределов и постепенно наращивать свою способность к быстрому усвоению материала, к продуктивной работе. И знаем, что главное — найти что-то такое, за что можно было бы ухватиться, чтобы раскручивать порочный круг в обратную сторону.
2
В спокойную минуту двадцатидвухлетний Пушкин писал из южной ссылки другу:
Владею днем моим; с порядком дружен ум;
Учусь удерживать вниманье долгих дум...
Многие проблемы были бы решены, если бы мы могли овладеть своим днем! Доказано: шестьдесят процентов ребят (возможно, и вы в их числе, читатель) жалуются на неорганизованность, на неумение или неспособность распорядиться временем, овладеть своим днем, соблюдать режим дня. Каждый год начинается с составления режима, его переписывают на листке бумаги, раскрашивают цветными карандашами, вешают над столом, но... Проходит день, другой, пожелтелый листок по-прежнему висит, да лучше бы глаза на него не смотрели. Только совесть тревожит. Остроумно написал Слава Саймитов из поселка Буюклы на Сахалине: «Режим у меня есть, только я его не выполняю...»
Много у нас есть всяких режимов и правил, все мы знаем, как именно нужно жить и работать. Только выполнять правила трудно. И никакие рассуждения о пользе времени и цене минуты не помогают.
Не будем рассуждать, посмотрим, что можно сделать практически…»
Да.Айбек.вот за Соловейчика тебе спасибо-как в тему и сколько вопросов закрыто!!!Где его почитать еще можно?Дай ссылку пожалуйста.
Кстати,Айбек,я для спортивного интересу себе тоже время ограничиваю все время-чтоб не устать от работы :)))-и за час или полтора-что себя ограничил-делаешь больше.чем без ограничения.Так как не отвлекаешься :))) Как здесь оказывается системно над этим работают люди.Молодец,Айбек, спасибо за классную ветку!Я часто быстро отдыхаю на твоих ветках с чаем,бубликом и пользой ,и в оутлуке уже гора идей :)))
**Школа дает знания в системе, в- этом ее главная ценность, и потому она не может выбирать лишь то, что интересно: никакого учения не получится.**
Да уж, получится свободный человек - не дай Бог!
А для чего нужны "знания в системе"?
**Именно потому, что школа не развлекает и не дает выбора, учиться в школе с увлечением — это и значит воспитывать в себе чувство долга и учиться выполнять долг охотно, творчески.**
Никогда раньше не встречал настолько точно описания процесса создания болванок из живых людей!
Во-первых, отобрать возможность выбора.
Во-вторых, внушить чувство долга. Кому и что должен несчастный ученик?
В-третих, - это просто иезуитское изувертсво, - внушить, что этому долгу нужно РАДОВАТЬСЯ - и отдавать его с радостью!
Сволочи, другого слова и не подберешь.
**Именно школа воспитывает культуру отношения к жизни.**
Ага. В жизни тоже ответы на все вопросы даны в конце учебника, посмотрел - и все дела!
**Не только интересное делать, а все, что нужно, делать с интересом. Понятна ли разница? **
Да уж понятно! Кто определяет, что нужно - назовите, трусы.
**Человек должен учиться потому, что он человек.**
Совсем из ума нужно выжить, чтоб такое сказать.
Сергей, какие темы закрыл этот Соловейчик?
Виталий, пожалуйста, спорь на другой ветке
«Мир и фильмы Андрея Тарковского» Москва, изд. «Искусство», 1991г.
«Андрей Тарковский о киноискусстве
Интервью
«Меня больше всего удивляет ...»
...Повергает в отчаяние и уровень профессионализма. Вопрос будто бы частный - на деле вообще беда века. Во времена Возрождения существовали школы. Художников учили грунтовать холст, растирать краски, смешивать их, делать прозрачными. Ученик последовательно проходил все стадии, все ступени мастерства, начиная с низших. Этого давно нет.
…Члены профсоюза кинематографистов сплошь и рядом непрофессиональны - от режиссера постановщика до маляра. Нет директоров картин, нет ассистентов режиссеров, осветителей, рабочих. Болезнь перекидывается на производство. Это опасно, это пугает…»
Георгий Чичерин «Моцарт» Ленинград, изд. «Музыка», 1987г.
«...проявлявшаяся еще в детские годы,— достигает точки кипения. Страстные мучительные взрывы чувств возникают уже не спорадически, они текут широким потоком и освобождают душу… …Музыка старика Леопольда Моцарта была выше среднего, это был хороший и серьезный композитор XVIII века. В его духе, т. е. в духе XVIII века, Моцарт писал свои первые детские вещи. «Но даже в этих ранних, насквозь эклектичных попытках ребенка, — как замечает Паумгартнер, — временами проявляется в такой противоречащей манере собственная творческая сила, что движущие художественные импульсы обоих Моцартов приходится искать в двух совершенно различных мирах…
..Дон-Жуан ложится и умирает (Весьма кстати для композитора, певца и публики), Лепорелло становится на колени и молится, из церкви продолжает раздаваться похоронное пение (черти что ли там поют или ангелы?). Начинается рассвет. Конец! Занавес. Остается только неизвестным, кто напишет музыку к этой чудовищной белиберде. Придется поручить Шуригу. Почему бы ему не написать лучше Моцарта, если Моцарт такой дурачок, простофиля, необразованный и прочее?
Шуриг утверждает, что Моцарт был неуч и ничем не интересовался, потому что после его смерти осталась жалкая библиотека. Нищий, подолгу питался хлебом и кофе, и то недостаточно, а тут библиотеку заводи! Но Шуриг не может не знать, что Моцарт брал книги у баронессы Вальдштеттен, имевшей большую библиотеку. Из Мангейма он писал отцу, что всегда имеет книгу в кармане, и когда выпадает свободный часок или даже полчаса, он читает…
… Не понимавшие Моцарта обыватели уже при жизни обвиняли его, что он якобы мало интересуется другими композиторами, а он писал, что нет серьезного композитора, которого он не изучил бы с начала до конца по нескольку раз. Лаугофер в статье «О понимании искусства Моцартом» специально борется против неправильных взглядов Вагнера (раздутых Шуригом) о мнимом невежестве и умственной косности Моцарта. Близкий друг Моцарта, пражский учитель гимназии Нимчек называет его «образованным человеком», который и в области теории был большим музыкальным знатоком, и знал писателей культурных наций…
…Фурманов рассказывает в «Мятеже», что на станции Сюгетах он поздно вечером «остался на крылечке... как было жутко, торжественно в молчаливых горах... прекрасное высокое строгое небо... я вдыхаю свежий горный воздух, и так мне легко, так отчего-то все и просто, и ясно, и посильно, я чувствую себя здоровым, уверенным, на все готовым».
Это и есть Моцарт. Крылечком Фурманова для меня был Моцарт. Моцарт универсальнее; Моцарт не только высокое строгое небо, не только свежий горный воздух. Но вывод абсолютно точен. В реальной жизни сегодняшнего дня Моцарт делает уверенным, здоровым, на все готовым. Моцарт дает связь с всеобщей жизнью сегодняшнему дню и сегодняшней детали работы и жизни. Моцарт есть лекарство. В песенке Керубино, влюбленного в графиню, древний хаос шевелится... Бесподобны фортепианный концерт c-moll и фортепианный квартет g-moll, полные ликующих деталей реальной жизни... Ни один художник всех времен не дает такого слияния космоса и жизни. С одной стороны — миры, звезды, судьбы, планеты, космос, эстетика, мистика, пантеизм, необуддийский — вагне-роесжий океан бытия, наркотика, с другой — заботы дня, «les misères d'aujourd'hui, la médiocrité désespérante des choses»* «Повседневные тяготы,приводящая в отчаяние посредственность (фр.)» по Анатолю Франсу; Моцарт есть мост между космосом и реальной жизнью, между Сириусом и мелочью дня…»
Леонардо да Винчи «Избранные произведения»(в 2-х.томах) Санкт-Петербург «Издательский Дом «Нева» Москва Издательство «Олма-Пресс», 1999г.
"...100
Вт. м. т V.
Хотя время и причисляют к непрерывным величинам, однако оно, будучи незримым и без тела, не целиком подпадает власти геометрии, которая делит на фигуры и тела бесконечного разнообразия, как мы видим, что это делается с видимыми и телесными вещами; но совпадает оно только с первыми началами ее, то есть с точкой и линией: точка во времени должна быть приравнена мгновению, а линия имеет сходство с длительностью известного количества времени, и подобно тому как точки суть начало и конец вышеназванной линии, так мгновения суть предел и начало каждого данного промежутка времени, и если линия делима до бесконечности, то промежуток времени не чужд такого деления, и если части, на которые разделена линия, соизмеримы друг с другом, то также и части времени будут друг с другом соизмеримы.
101
Вг. М. 176 г.
Напиши о свойстве времени отдельно от геометрии.
…»
Леонардо да Винчи «Избранные произведения»(в 2-х.томах) Санкт-Петербург «Издательский Дом «Нева» Москва Издательство «Олма-Пресс», 1999г.
«…Обучение живописца
…
512.
С. 25 г. Много есть людей, обладающих желанием и любовью к рисунку, но неспособных. Это узнается у мальчиков, которые не старательны и никогда не заканчивают своих вещей тенями.
513.
Аsh. I. 17 V. Юноша должен прежде всего учиться перспективе;
потом — мерам каждой вещи; потом — рисунки хорошего мастера, чтобы привыкнуть к хорошим членам тела; потом — с натуры, чтобы утвердиться в основах изученного; потом рассматривать некоторое время произведения руки различных мастеров; наконец — привыкнуть к практическому осуществлению и работе в искусстве.
514.
Аsh. I. 27 V. Если ты, рисовальщик, хочешь учиться хорошо и
с пользою, то приучайся рисовать медленно и оценивать, какие света и сколько их содержат первую степень светлоты, и подобным же образом из теней, какие более темны, чем другие, и каким способом они смешиваются друг с другом, и каковы их размеры; сравнивать одну с другой; в какую сторону направляются линейные очертания, и какая часть линий изгибается в ту или другую сторону, и где они более или менее отчетливы, а также широки или тонки. Напоследок, чтобы твои тени и света были объединены, без черты или края, как дым. И когда ты приучишь руку и суждение к такому прилежанию, то техника придет к тебе так быстро, что ты этого и не заметишь.
515.
Аsh. I. 28 г.
Мы ясно знаем, что зрение — это одно из быстрейших действий, какие только существуют; в одной точке оно видит бесконечно много форм и тем не менее понимает сразу лишь один предмет. Предположим случай, что ты, читатель, окидываешь одним взглядом всю эту исписанную страницу, и ты сейчас же выскажешь суждение, что она полна разных букв, но не узнаешь за это время, ни какие именно это буквы, ни что они хотят сказать; поэтому тебе необходимо проследить слово за словом, строку за строкой, если ты хочешь получить знание об этих буквах; совершенно так же, если ты хочешь подняться на высоту здания, тебе придется восходить со ступеньки на ступеньку, иначе было бы невозможно достигнуть его высоты. И так говорю я тебе, которого природа обращает к этому искусству. Если ты хочешь обладать знанием форм вещей, то начинай с их отдельных частей и не переходи ко второй, если ты до этого не хорошо усвоил в памяти и на практике первую. Если же ты поступишь иначе, то потеряешь время или, поистине, очень растянешь обучение. И я напоминаю тебе — научись прежде прилежанию, чем быстроте…»
Августин Аврелий «Исповедь» Пётр Абеляр «История моих бедствий» Москва, изд. «Республика», 1992г.
Августин Аврелий (IV-V вв.)»:
«…XIV
…Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь мысленно, чтобы ясно об этом рассказать? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре, как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говорим о нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему — нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничто не проходило, не было бы прошлого времени; если .бы ничто не приходило, не было бы будущего времени; если бы ничего не было, не было бы и настоящего времени. А как могут быть эти два времени, прошлое и будущее, когда прошлого уже нет, а будущего еще нет? и если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно.уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть?
XV
18. И, однако, мы говорим "долгое время", "краткое время" и говорим это только о прошлом и будущем. О сроке, например, в сто лет как в прошлом, так и в будущем мы говорим, как о "долгом времени"; "кратким временем" назовем предположительно для прошлого и будущего промежуток дней в десять. Но как может быть долгим или кратким то, чего нет? Прошлого уже нет, будущего еще нет. Не будем же говорить о прошлом просто "долго", но скажем "было долго", а о будущем: "будет долго".
…Долгое прошлое стало долгим, когда уже прошло, или раньше, когда было еще настоящим? Оно могло быть долгим тогда, когда было то, что могло быть долгим; но ведь прошлого уже нет — как же долгим может быть то, чего вовсе нет? Не будем, следовательно, говорить: "долгим было прошлое время"; мы ведь не найдем ничего, что было долгим: прошлое прошло, и его больше нет. Скажем так: "долгим было это настоящее время", будучи настоящим, оно и было долгим. Оно еще не прошло, не исчезло, и поэтому и было то, что могло быть долгим; когда же оно прошло, то сразу же перестало быть долгим, потому что перестало быть вообще.
19. Посмотрим, душа человеческая, может ли настоящее быть долгим; тебе ведь дано видеть сроки и измерять их. Что ты ответишь мне? Сто лет настоящего времени — это долго? Посмотри сначала, могут ли все сто лет быть в настоящем? Если из них идет первый год, то он и есть настоящее, а остальные девяносто девять — это будущее, их пока нет. Если пойдет второй год, то один окажется уже в прошлом, другой в настоящем, а остальные в будущем. Возьми, как настоящий, любой год из середины этой сотни: бывшие до него будут прошлым, после него начнется будущее. Поэтому сто лет и не могут быть настоящим. Посмотри дальше: тот год, который идет, будет ли в настоящем? Если идет первый его месяц, то остальное — это будущее; если второй, то первый — это прошлое, остальных месяцев еще нет. Следовательно, и текущий год не весь в настоящем, а если он не весь в настоящем, то и год не есть настоящее. Двенадцать месяцев составляют год; из них любой текущий и есть настоящее; остальные же или прошлое или будущее. А, впрочем, и текущий месяц не настоящее; настоящее — это один день; если он первый, то остальные — будущее; если последний, то остальные — прошлое; если любой из средних, он оказывается между прошлыми и будущими.
20. Вот мы и нашли, что долгим можно назвать только настоящее, да и то сведенное до однодневного срока. Расчленим, однако, и его: ведь и один день в целом — не настоящее. Он состоит из ночных и дневных часов; всего их двадцать четыре. По отношению к первому часу остальные — будущее; по отношению к последнему — прошлое; по отношению к любому промежуточному бывшие до него — прошлое; те, которые наступят — будущее. И самый этот единый час слагается из убегающих частиц: улетевшие — в прошлом, оставшиеся — в будущем. Настоящим можно назвать только тот момент во времени, который невозможно разделить хотя бы на мельчайшие части, но он так стремительно уносится из будущего в прошлое! Длительности в нем нет. Если бы он длился, в нем можно было бы отделить прошлое от будущего; настоящее не продолжается.
Где же то время, которое мы называем долгим? Это будущее? Мы, однако, не говорим: "оно долгое", ибо еще нет того, что может стать долгим, а говорим: "долго будет". Когда же оно будет? Если в будущем, то как может стать долгим то, чего еще нет? если же оно станет долгим тогда, когда начнет возникать из будущего, которого еще нет, станет настоящим и окажется как будто тем, что может стать долгим, то ведь это настоящее время всеми вышесказанными словами закричит, что оно не может быть долгим.
XVI
21. … Мы даже измеряем, насколько одно время длиннее или короче другого, и отвечаем, что этот промежуток вдвое или втрое больше или меньше того, или что оба равны. Мы измеряем, однако, время только пока оно идет, так как, измеряя, мы это чувствуем. Можно ли измерить прошлое, которого уже нет, или будущее, которого еще нет? Осмелится ли кто сказать, что можно измерить не существующее? Пока время идет, его можно чувствовать и измерять; когда оно прошло, это невозможно: его, уже нет.
XVII
22. …Кто решился бы сказать, что трех времен, прошедшего, настоящего и будущего, как учили мы детьми и сами учили детей, не существует; что есть только настоящее, а тех двух' нет? Или же существуют и они? время, становясь из будущего настоящим, выходит из какого-то тайника, и настоящее, став прошлым, уходит в какой-то тайник? Где увидели будущее те, кто его предсказывал, если его вовсе нет? Нельзя увидеть не существующее. И те, кто рассказывает о прошлом, не рассказывали бы о нем правдиво, если бы не видели его умственным взором, а ведь нельзя же видеть то, чего вовсе нет. Следовательно, и будущее и прошлое существуют.
ХУШ
23. …Если и будущее и прошлое существуют, я хочу знать, где они. Если мне еще не по силам это знание, то всё же я знаю, что где бы они ни были, они там не прошлое и будущее, а настоящее. Если и там будущее есть будущее, то его там еще нет; если прошлое и там прошлое, его там уже нет. Где бы, следовательно, они ни были, каковы бы ни были, но они существуют только как настоящее. И правдиво рассказывая о прошлом, люди извлекают из памяти не сами события—- они прошли, — а слова, подсказанные образами их: прошлые события, затронув наши чувства, запечатлели в душе словно следы свои. Детства моего, например, уже нет, оно в прошлом, которого уже нет, но когда я о нем думаю и рассказываю, то я вижу образ его в настоящем, ибо он до сих пор жив в памяти моей.
Не по сходной ли причине предсказывают будущее? По образам, уже существующим, предчувствуют то, чего еще нет? …В точности, однако, знаю, что мы обычно предварительно обдумываем будущие действия наши, и это предварительное обдумывание происходит в настоящем, самого же действия, заранее обдуманного, еще нет: оно в будущем. Когда мы приступим к нему и начнем осуществлять предварительно обдуманное, тогда только действие и возникает, ибо тогда оно уже не в будущем, а в настоящем.
24. Каким же образом происходит это таинственное предчувствие будущего? Увидеть можно ведь только то, что есть, а то, что есть, это уже не будущее, а настоящее. И когда о будущем говорят, что его "видят", то видят не его — будущего еще нет,
— а, вероятно, его причины или признаки, которые уже налицо. Не будущее, следовательно, а настоящее предстает видящим, и по нему предсказывается будущее, представляющееся душе. Эти представления уже существуют, и те, кто предсказывает будущее, всматриваются в них: они живут в их уме. Пусть пояснением послужит мне один пример, а их множество. Я вижу зарю и уже заранее объявляю, что взойдет солнце. То, что я вижу, это настоящее; то,, о чем я объявляю, это будущее; в будущем не солнце — оно уже есть, — а восход его, которого еще нет. Если бы я не представлял себе в душе этот восход, как представляю сейчас, когда о нем говорю, я не смог бы его предсказать. Ни заря, которую я вижу на небе, не есть солнечный восход, хотя она ему предшествует; ни воображаемая картина его в душе моей; но то и другое я вижу в настоящем, и заранее объявляю, что солнце взойдет. Будущего еще нет, а если его еще нет, то его вообще нет, а если вообще нет, то его и увидеть никак нельзя, но можно предсказать, исходя из настоящего, которое уже есть и которое можно видеть…
XX
26. Совершенно ясно теперь одно: ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трех времен, прошедшего, настоящего и будущего. Правильнее было бы, пожалуй, говорить так: есть три времени — настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего это память; настоящее настоящего
— его непосредственное созерцание; настоящее будущего — его ожидание. Если мне позволено будет говорить так, то я согласен, что есть три времени; признаю, что их три. Пусть даже говорят, как принято, хотя это и неправильно, что есть три времени: прошедшее, настоящее и будущее: пусть говорят. Не об этом сейчас моя забота, не спорю с этим и не возражаю; пусть только люди понимают то, что они говорят и знают, что ни будущего нет, ни прошлого. Редко ведь слова употребляются в их собственном смысле; в большинстве случаев мы выражаемся неточно, но нас понимают.
XXI
27. Я несколько ранее говорил о том, что мы измеряем время, пока оно идет, и можем сказать, что этот промежуток времени вдвое длиннее другого или что они между собой равны, и вообще сообщить еще что-то относительно измеряемых нами частей времени. Мы измеряем, как я и говорил, время, пока оно идет, и если бы кто-нибудь мне сказал: "откуда ты это знаешь?", я бы ему ответил: "знаю, потому что мы измеряем его; того, что нет, мы измерить не можем, а прошлого и будущего нет". А как можем мы измерять настоящее, когда оно не имеет длительности? Оно измеряется, следовательно, пока проходит; когда оно прошло, его не измерить: не будет того, что можно измерить. Но откуда, каким путем и куда идет время, пока мы его измеряем? Откуда, как не из будущего? Каким путем? Только через настоящее. Куда, как не в прошлое? Из того, следовательно, чего еще нет; через то, в чем нет длительности, к тому, чего уже нет. Что же измеряем мы как не время в каком-то его промежутке? Если мы говорим о времени: двойной срок, тройной, равный другому, и т. д. в том же роде, то о чем говорим мы, как не о промежутке времени? В каком же промежутке измеряется время, пока оно идет? В будущем, откуда оно приходит? Того, чего еще нет, мы измерить не можем. В настоящем, через которое оно идет? То, в чем нет промежутка, мы измерить не можем. В прошлом, куда оно уходит? Того, чего уже нет, мы измерить не можем.
XXII
28.
…А мы только и говорим: "время и время, времена и времена": "как долго он это говорил"; "как долго он это делал"; "какое долгое время я этого не видел"; "чтобы произнести этот слог, времени требуется вдвое больше, чем для того, краткого". Мы и говорим это и слышим это; сами понимаем и нас понимают, Это яснее ясного, обычнее обычного и это же так темно, что понять это — это открытие.
XXIII
29. Я слышал от одного ученого человека, что движение солнца, луны и звезд и есть время, но я с этим не согласен. Почему тогда не считать временем движение всех тел? Если бы светила небесные остановились, а гончарное колесо продолжало двигаться, то не было бы и времени, которым мы измеряли бы его обороты? Разве не могли бы мы сказать, в зависимости от того, как шло колесо; равномерно, замедляя свой ход или ускоряя его: эти обороты длились дольше, а те меньше? Разве, говоря это, мы говорили бы вне времени? и не было в наших словах долгих и коротких слогов? одни ведь звучали в течение более длительного, а другие более короткого времени. Господи, дай людям в малом увидеть законы общие для малого, и великого. Есть звезды, светильники небесные, "для знамений и времен дней и годов"1. Да, есть, но ни я не скажу, что оборот этого деревянного колесика есть день, ни тот ученый не сможет сказать, что тут времени нет.
30. Я хочу узнать природу и сущность времени, которым мы измеряем движение тел и говорим, например: "это движение было вдвое длительнее того". Я спрашиваю вот о чем: днем называется не только время, когда солнце находится над землей (этим обусловлена разница между днем и ночью), но и время, за которое оно совершает весь круговорот свой от восхода до восхода, в соответствии с чем мы и говорим: "пропйю столько-то дней" — в это понятие "столько-то дней" включаются и ночи; ночное время не высчитывается отдельно. Полный день, следовательно, определяется движением солнца и его круговоротом от восхода до восхода, и я спрашиваю, что такое день: само это движение; срок, в течение которого оно совершается, или и то и другое.
В первом случае днем оказался бы и один час, если бы солнце могло совершить свой путь за такой промежуток времени; во втором дня вовсе бы не было, если бы один восход солнца был отделен от другого кратким промежутком в один час; солнцу пришлось бы для полного дня совершить двадцать четыре круговорота. В третьем случае нельзя назвать днем ни часовой промежуток, за который солнце совершило бы полный свой оборот, ни (допустив, что солнце остановится) такое количество времени, за какое оно обычно совершает весь свой обход от утра до утра. Итак, я не буду спрашивать сейчас, что такое называется днем: я спрашиваю, что такое время, измеряя которым движение солнца, мы говорим: солнце прошло свой путь за промежуток времени в половину меньший, чем обычно, если оно совершило его за промежуток времени в двенадцать часов. Сравнивая оба времени, мы скажем, что одно вдвое больше другого, и что солнце совершает свой обход от восхода до восхода иногда за одно время, иногда за другое, двойное. Пусть же никто не говорит мне, что движение небесных тел и есть время: когда некий человек остановил молитвой солнце, чтобы победоносно завершить битву, солнце стояло, но время шло. Сражение длилось и закончилось в свое время. Итак, я вижу, что время есть некая протяженность. Вижу ли? Не кажется ли мне, что вижу? …
XXIV
31. …Когда тело начинает двигаться, то я временем измеряю, как долго, от начала движения и до прекращения его, оно находилось в движении. И если я не видел, с какого времени тело начало двигаться, а оно движения не прекращало, и я тоже не увидел, когда оно остановилось, то я не могу измерить продолжительности движения, разве что за время, с какого я это тело увидел и до того, как перестал его видеть. И если я его вижу длительно, то я могу заявить только, что прошло много времени, не определяя точно его продолжительности, ибо продолжительность определяется сравнением; например: "такой же срок, как и тот", или "срок вдвое больший" и прочее в том же роде. Если же мы сможем отметить место, откуда начинает и где заканчивает свое движение тело или его части, если оно движется словно на токарном станке, то мы сможем сказать, сколько времени продолжалось движение тела или части его от одного места до другого. А раз движение тела — это одно, а то, чем измеряется длительность этого движения, — другое, то не ясно ли, чему скорее следует дать название времени? И если тело и движется иногда по-разному, а иногда и останавливается, то мы можем измерить временем не только движение, но и остановку, и сказать: "стояло столько же времени, сколько и двигалось" или "стояло вдвое или втрое больше, чем двигалось" и прочее в том же роде, смотря по тому, точно наше исчисление или приблизительно: "больше", "меньше". Время, следовательно, не есть движение тела.
XXVI
33… я измеряю и не знаю, что измеряю. Я измеряю движение тела временем. И разве я не измеряю само время? Когда я измеряю, как долго движется тело и как долго проходит оно путь оттуда сюда, что я измеряю, как не время, в течение которого тело движется? А само время чем мне измерять? Более длинное более коротким, подобно тому, как мы вымеряем балку локтем? Мы видим, что длительностью краткого слога измеряется длительность долгого: о нем говорится, что он вдвое длиннее. Мы измеряем величину стихотворения числом стихов, длину стиха числом стоп, длину стоп числом слогов и длительность долгих длительностью коротких. Счет этот ведется независимо от страниц (в противном случае мы измеряли бы место, а не время), но по мере того, как слова произносятся и умолкают, мы говорим: "это стихотворение длинное; оно составлено из стольких-то стихов; стихи длинны -— в них столько-то стоп; стопы длинны: они растянуты на столько-то слогов; слог долог, он вдвое длиннее короткого". Точной меры времени здесь, однако, нет; может ведь иногда случиться, что стих более короткий, но произносимый более протяжно, займет больше времени, чем стих более длинный, но произнесенный быстро. Так и с целым стихотворением, так и со стопой, так и со слогом. Поэтому мне и кажется, что время есть не что иное, как растяжение; но чего? не знаю; может быть, самой души. …Что я измеряю время, это я знаю, но я не могу измерить будущего, ибо его еще нет; не могу измерить настоящего, потому что в нем нет длительности, не могу измерить прошлого, потому что его уже нет. Что же я измеряю? Время, которое проходит, но еще не прошло? Так я и говорил.
XXVII
34…Вот, представь себе: человеческий голос начинает звучать и звучит и еще звучит, но вот он умолк и наступило молчание: звук ушел, и звука уже нет. Он был в будущем, пока не зазвучал, и его нельзя было измерить, потому что его еще не было, и сейчас нельзя, потому что его уже нет. Можно было тогда, когда он звучал, ибо тогда было то, что могло быть измерено. Но ведь и тогда он не застывал в неподвижности: он приходил и уходил. Поэтому и можно было его измерять? Проходя, он тянулся какой-то промежуток времени, которым и можно его измерить: настоящее ведь длительности не имеет.
Если, следовательно, можно было измерить тогда, то вот смотри: начинает звучать другой звук и звучит еще и сейчас непрерывно и однообразно; измерим его, пока он звучит. Когда он перестанет звучать, он уйдет и измерять будет нечего. Измерим же точно и скажем, какова его длительность. Но он еще звучит, а измерить его можно только с того момента, когда он начал звучать, и до того, как перестал. Мы, значит, измеряем промежуток между каким-то началом и каким-то концом. Поэтому звук, еще не умолкший, нельзя измерить и сказать, долог он шш краток, равен другому, вдвое его длиннее или еще что-нибудь подобное. Когда же он умолкнет, его уже не будет. Каким же образом можно его измерять? И всё же мы измеряем время — не то, которого еще нет, и не то, которого уже нет, и не то, которое вовсе не длится, и не то, которое не дошло еще до своих границ. Мы измеряем, следовательно, не будущее время, не прошедшее, не настоящее, не проходящее — и всё же мы измеряем время.
35…стих этот состоит из восьми слогов, кратких и долгих, чередующихся между собой; есть четыре кратких: первый, третий, пятый, седьмой; они однократны по отношению к четырем долгим: второму, четвертому, шестому и восьмому. Каждый долгий длится вдвое дольше каждого краткого: я утверждаю это, произнося их: поскольку это ясно воспринимается слухом, то оно так и есть. Оказывается — если доверять ясности моего слухового восприятия — я вымеряю долгий слог кратким и чувствую, что он равен двум кратким. Но когда один звучит после другого, сначала краткий, потом долгий, как же удержать мне краткий, как приложить его в качестве меры к долгому, чтобы установить: долгий равен двум кратким. Долгий не начнет ведь звучать раньше, чем отзвучит краткий. А долгий — разве я измеряю его, пока он звучит? Ведь я измеряю его только по его окончании. Но, окончившись, он исчезает. Что же такое я измеряю? Где тот краткий, которым я измеряю? Где тот долгий, который я измеряю? Оба прозвучали, улетели, исчезли, их уже нет, а я измеряю и уверенно отвечаю (насколько можно доверять изощренному слуху), что долгий слог вдвое длиннее краткого, разумеется, по длительности во времени. И я могу это сделать только потому, что эти слоги прошли и закончились. Я, следовательно, измеряю не их самих—их уже нет, — а что-то в моей памяти, что прочно закреплено в ней.
36…Что же? Когда мы измеряем молчание и говорим: "это молчание длилось столько времени, сколько длился этот звук", разве мы мысленно не стремимся измерить звук будто бы раздавшийся, и таким образом получить возможность что-то сообщить о промежутках молчания во времени. Молча, не говоря ни слова, мы произносим в уме стихотворения, отдельные стихи, любую речь; мы сообщаем об их размерах, о промежутках времени, ими занятых, и о соотношении этих промежутков так, как если бы мы всё это произносили вслух. Допустим, кто-то захотел издать продолжительный звук, предварительно установив в уме его будущую длительность. Он, конечно, молчаливо определил этот промежуток времени, запомнил его и тогда уже начал издавать звук, который и будет звучать до положенного ему срока, вернее, он звучал и будет звучать: то, что уже раздалось, конечно, звучало; оставшееся еще прозвучит, и всё закончится таким образом: внимание, существующее в настоящем, переправляет будущее в прошлое; уменьшается будущее — растет прошлое; исчезает совсем будущее — и всё становится прошлым.
XXVIII
37. Каким же образом уменьшается или исчезает будущее, которого еще нет? каким образом растет прошлое, которого уже нет? Только потому, что это происходит в душе, и только в ней существует три времени. Она и ждет, и внимает, и помнит: то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает. Кто станет отрицать, что будущего еще нет? Но в душе есть ожидание будущего. И кто станет отрицать, что прошлого уже нет? Но и до сих пор есть в душе память о прошлом. И кто станет отрицать, что настоящее лишено длительности: оно проходит мгновенно. Наше внимание, однако, длительно, и оно переводит в небытие то, что появится. Длительно не будущее время —- его нет; длительное будущее, это длительное ожидание будущего. Длительно не прошлое, которого нет; длительное прошлое это длительная память о прошлом.
38. Я собираюсь пропеть знакомую песню; пока я не начал, ожидание мое устремлено на нее в целом; когда я начну, то по мере того, как это ожидание обрывается и уходит в прошлое, туда устремляется и память моя. Сила, вложенная в мое действие, рассеяна между памятью о том, что я сказал, и ожиданием того, что я скажу. Внимание же мое сосредоточено на настоящем, через, которое переправляется будущее, чтобы стать прошлым. Чем дальше и дальше движется действие, тем короче становится ожидание и длительнее воспоминание, пока, наконец, ожидание не исчезнет вовсе: действие закончено; оно теперь всё в памяти. То, что происходит с целой песней, то происходит и с каждой ее частицей и с каждым слогом; то же происходит и с длительным действием, частицей которого является, может быть, эта песня; то же и со всей человеческой жизнью, которая складывается, как из частей, из человеческих действий; то же со всеми веками, прожитыми "сынами человеческими", которые складываются, как из частей, из всех человеческих жизней…»
Роберт Дилтс «НЛП: управление креативностью» Москва, Санкт- Петербург…изд. «Питер»2003г.
«…На макроуровне цикл «мечтатель, реалист и критик» может служить для определения базовых элементов переходного маршрута, направленного на достижение желаемого состояния.
Стадия мечтателя служит для выработки и выбора целевого состояния.
Стадия реалиста связана с определением и воплощением маршрута переходных состояний для достижения целевого состояния.
Стадия критика обеспечивает оценивание и обратную связь относительно приближения к цели согласно организационным и личным критериям.
В целом, фаза мечтателя чаще всего ориентирована на долгосрочное будущее. Она подразумевает мышление в терминах «общей картины» и более крупных «групп» для создания новых альтернатив и вариантов.
Фаза реалиста в большей степени ориентирована на движение к будущему и оперирует более коротким временным фреймом, чем фаза мечтателя. Реалист обычно сконцентрирован на действиях и процедурах.
Фаза критика включает логический анализ маршрута с целью выявления ошибок и Потенциальных опасностей, которых следует избегать. В этой фазе необходимо рассматривать как долгосрочные, так и краткосрочные вопросы; потенциальные источники проблем могут обнаружиться как в прошлом, так и в будущем.
Различные подходы и стили решения проблем обладают различными ценностями на различных стадиях креативного цикла. На стадии мечтателя, к примеру, может оказаться выгодным непосредственное мышление в терминах «общей картины» и долгосрочного временного фрейма. В фазе реалиста больше пользы может принести концентрация на краткосрочных действиях. Фаза критика предполагает логическую оценку деталей применительно к конкретной задаче…
…Раздел 9.1. Динамика групповой креативности
Эффективное управление креативностью в группе подразумевает постоянное подведение итогов и инкорпорацию различных точек зрения. Таким образом, руководитель группы должен постоянно сохранять равновесие между:
1) поощрением различных перспектив и
2) разделением понимания цели или проблемы.
Более того, существуют два основных варианта использования креативности в организации:
1) для решения проблем «или»
2) для создания или воплощения идей.
Воплощение идей и решение проблем — взаимосвязанные процессы, которыми можно управлять комплементарным образом. Вообще говоря, если контекст касается решения проблем, менеджер должен сделать акцент на поиске новых перспектив. Если контекст связан с предложением и исследованием новой идеи, акцент ставится на синтезе. Таким образом, если группа решает проблему, менеджер занят поиском различий между точками зрения. Если группа воплощает новую идею, менеджер занят поиском общих точек и консенсуса.
Равновесие — ключевой критерий в управлении динамикой групповой креативности. Ни одной стадии или типу креативности не должно отдаваться предпочтение в ущерб другим. Фазы креативности по-разному применимы к достижению целей и воплощению идей, в сравнении с решением проблем. «Мечтатель», «реалист» и «критик» — не ригидные типы личности, но скорее тенденции внутри каждого человека. На уровне группы каждой фазе креативного цикла соответствуют общие цели.
Фаза мечтателя служит для расширения пространства восприятия. Фаза реалиста — для определения необходимых действий. Фаза критика — для оценки затрат и препятствий.
Тенденция быть «мечтателем», «реалистом» или «критиком» может быть выявлена контекстуальными обстоятельствами и взаимодействиями с другими. Важной характеристикой систем является стремление к равновесию. К примеру, даже если вы обычно выступаете в роли мечтателя, но оказываетесь в окружении множества мечтателей, вы можете поймать себя на мысли «Погодите-ка! Пора посмотреть на вещи как они есть». Когда кто-то другой мечтает за вас, ваше внимание больше не концентрируется ни на мечте, ни на репрезентации мечты. Вы начинаете думать о том, как приблизиться к воплощению этой мечты. Таким образом, автоматически инициируются аспекты реалиста и критика. Иными словами, если кто-то начинает мечтать вместе с вами, вам уже ничто не мешает перейти в амплуа реалиста.
Любая группа характеризуется своего рода динамическим равновесием; при этом управление группой может привести к тому, что различные стили мышления дополняют друг друга или конфликтуют. Вопрос в том, уравновешена ли группа внутри продуктивного цикла или за счет поляризации различных стилей мышления, ведущей к безвыходному положению. Различные функции и способности могут либо поддерживать друг друга, либо оказаться деструктивными друг для друга. Базовый вопрос управления группой заключается в умении управлять этим динамическим равновесием.
К примеру, есть способы помешать «критику» стать деструктивным. Очень часто «критик» проявляет себя деструктивно только потому, что критикует «мечтателя» или «реалиста», а не сформулированный ими план. Таким образом, он критикует «кто», а не «как» или «что» проекта. Есть разница: критиковать мечту или самого мечтателя. От одного-единственного изменения точки концентрации зависит то, будет ли «критик» восприниматься как конструктивный или как деструктивный. Необходимо сконцентрировать его на уровне «как».
В данной главе нам предстоит исследовать способы синтеза всех моделей, навыков и инструментов, освоенных в ходе работы с книгой, для практического управления динамическим процессом групповой креативности…
…Раздел 9.5. Стимуляция и обогащение карт окружающих
Фаза «мечтателя» (или фаза мозгового штурма) в групповом проекте зачастую оказывается наиболее важной и проблематичной; особенно это касается ситуаций, включающих комплементарные отношения. Ключевая проблема в проведении фазы «мечтателя» — как направить креативность, не ограничивая ее. Роль лидера заключается в том, чтобы направлять «почему» и «как» в большей степени, чем «что». Это можно сделать как вербальным, так и невербальным путем.
Во многих отношениях креативность является настолько естественным и спонтанным процессом, что задача менеджера сводится к тому, чтобы просто не мешать ей. В оптимальном варианте менеджер создает пространство, в котором креативность протекает сама по себе.
Можно построить такую схему, которая будет поощрять различные виды креативности или непреднамеренно препятствовать им. К примеру, установление конкретного временного фрейма может само по себе вызвать реакции «мечтателя», «реалиста» или «критика». Предположим, руководитель команды говорит: «Я хочу знать, кто о чем больше всего мечтает; у каждого есть ровно одна минута!» Формулировка может противоречить процессу, который он на самом деле пытается стимулировать. Если сказать «Хорошо, внимание всем, у нас есть еще пять минут», это с большей вероятностью «разбудит» «реалиста», чем «мечтателя».
Креативность группы формируется под влиянием контекста, установки, состояний, когнитивных процессов, каналов коммуникации и правил взаимодействия между членами группы. Диснеевская комната «мечтателей» была обустроена так, чтобы ее контекст поощрял особый вид уместных там процессов. Как руководитель, Дисней моделировал тип метапрограмм, использования которых он хотел добиться от сотрудников.
Менеджер может установить окружение или контекст, которые помогут расширить свободу выражения. К примеру, в диснеевской комнате «мечтателей» не было столов. Все стены были облеплены вдохновляющими картинками. Таким образом, задавались определенные ограничивающие правила взаимодействия, которые могли способствовать самому обширному выражению идей и точек зрения. Одним из таких правил было отсутствие четко определенного временного фрейма; также здесь приветствовались даже самые невозможные идеи.
Менеджер может способствовать тому, чтобы убрать все ограничения путем поощрения гиперболизации и мышлением «как если бы»; для этого ему достаточно сказать: «Даже если вы не можете представить себе этого, действуйте так, как будто можете». Полезно бывает также поощрить использование метафор и символического языка, как мы уже говорили в предыдущих разделах.
Существуют различные виды действий, которые помогают интерактивно стимулировать креативный процесс группы и управлять им. Для этой цели можно:
• поощрять участие сотрудников в процессе за счет стимуляции более физических действий;
• подчеркивать общие черты и различия между различными точками зрения;
• задавать вопросы, выражая сомнения и одобрение, провоцируя возникновение новых ракурсов и взглядов на проблему;
• предоставлять инструменты, средства и ресурсы;
• предоставлять обратную связь, высказывать предложения, призывать к интеграции и синтезу идей;
• переключать коммуникативные каналы за счет письменной работы, использования плакатов, доски и т. п.
В контексте решения проблем или в ситуации «тупика» при мозговом штурме существует ряд способов, которыми руководитель может повлиять на когнитивные карты членов группы и добиться большей креативности. Для этой цели можно:
• менять фрейм проблемы или цели, рассматривая ее с другой точки зрения;
• менять приоритеты критериев или ценностей;
• менять уровень концентрации, выявлять ограничивающие допущения;
• находить «недостающие звенья»;
• проводить разделение, чтобы установить суб-цели или проработать отдельные области проблемного пространства;
• менять ракурсы или состояния (например, с помощью юмора);
• переключать репрезентативные каналы и поощрять латеральное мышление;
• поощрять мышление «как если бы»…»
Ярослав Руднянский «Как учиться» Москва, изд. «Просвещение», 1992г.
«…Организация времени
Конечно же, этот заголовок не имеет смысла! Это только условное, укороченное выражение. Потому что время нельзя организовать. Можно организовать определенные дела, которые делаются в определенное время. Короче говоря, сейчас речь пойдет о планировании.
Всем, наверное, ясно: хорошая организация дел зависит от хорошего, выполнимого плана. И с этим, как, впрочем, все, наверное, знают, самые большие трудности.
Эта глава об организации времени написана специально для тех, кому трудно спланировать свою школьную жизнь.
Ну, в самом деле: уроков много, каждый раз все больше, дома тоже надо помочь, а тут как раз позвонит Бася, с ней надо поговорить (20 минут!), потом придет Янек за книгами, немного посидит (полчаса!), где-то потерялась тетрадь по математике, надо ее отыскать (15 минут!), в семь часов надо пойти на каток, еще сегодня интересная программа по телевидению, ой, забыл, что задано по польскому языку, надо заскочить к Стефану (40 минут!). Сколько часов в сутках? 28? А может, 30? Сколько времени тратится напрасно?
Результат? Вместо четверки «хватаешь» тройку или двойку, не понимаешь уроков математики (а это тянет за собой дальнейшее непонимание), списываешь в классе, готовишь уроки в последнюю секунду, спешишь, спешишь, спешишь...
Есть ли какой-нибудь выход из такого положения? Есть, но трудный: именно «организация времени». Иногда так бывает, что имеются только трудные выходы, но это лучше, чем никаких. Впрочем, многие люди, начиная от школьников и кончая профессорами университетов, имеют трудности с организацией своего времени, с его планированием. Почему?
Задумайся: тебе нужно запланировать действия одного очень сложного «механизма» — «механизма», называемого человеком. В этом случае таким человеком, этим очень сложным механизмом, неизвестным тебе механизмом... являешься ты. Да. К сожалению.
Я понимаю, что это странно. Собственная персона каждому ведь кажется очень близкой, такой какой-то «своей», такой милой и знакомой.
Однако эту персону, этого человека, то есть самого себя, ты знаешь в целом очень слабо...
Почти в любое время, даже не отдавая себе в этом отчета, мы постоянно планируем то, что мы будем делать через час, два или через пять минут. В зависимости от обстоятельств наши планы очень часто меняются, дополняются, исправляются.
А если уж мы так или иначе планируем свои действия, не лучше ли было бы делать это более сознательно и успешно? Принимая во внимание название этой книги, мы будем говорить здесь только о таком планировании или организации времени, которое имеет связь с вопросом «как учиться?»...
Я уже говорил в начале главы, что основной хорошей организации времени является ПЛАН.
Для того чтобы правильно спланировать собственное время, необходимо:
а) хотеть спланировать;
б) уметь спланировать или: «знать как».
Предположим, что вы хотите. А теперь –– к а к?
Однажды, когда у меня было очень много работы и очень мало времени, я составил свой план работы на целый месяц. Точно подсчитал, когда и сколько часов я буду работать, сколько времени я буду отдыхать, сколько часов спать, подсчитал время на утренний и вечерний туалет, на гимнастику, спорт... Составление этого плана заняло у меня два дня и... стыдно признаться: ничего из этого не вышло! Работу я, конечно, сделал, о спорте и гимнастике не забывал, но--совершенно в другие часы, в совершенно другие дни, чем это было записано в моем старательно составленном плане. Почему? В чем была моя ошибка?
Все очень просто: я составил свой месячный план с л и ш к о м т о ч н о.
Приведу только самые важные советы, которые могут тебе пригодиться при создании плана.
1. Ни в коем случае не планируй очень много дел на один день. С таким планом трудно справиться.
2. Планируй только ту работу, которую ты о б я з а т е л ь н о д о л ж е н в ы п о л н и т ь в о п р е д е л е н н ы и с р о к. Например, подготовка к классной работе, к трудному устному ответу, к экзамену, подготовка трудных уроков, повторение забытого материала.
3. Планируй, если только можешь, «с запасом». Это значит: всегда планируй на 20—30% времени больше, чем нужно по твоим расчетам для выполнения данного дела. Это очень важно, потому что работа человека в отличие от работы машины протекает с различным напряжением и в разном темпе, что мы не всегда можем предвидеть.
Прошу тебя запомнить: план не может быть «напряженным». Как часто мы об этом забываем!
4. Знаешь ли, что ты должен выполнить? Чтобы составить реальный план, постарайся точно себе представлять:
а) что ты должен выполнить в определенный день или неделю;
б) с какой скоростью ты работаешь, выполняя задания по отдельным предметам.
Что касается пункта «а», вопрос ясен и требуется только хорошенько подумать и суметь выбрать среди дел более или менее важные. Что касается пункта «б», надо в течение нескольких дней проверить, сколько времени уходит на подготовку разных предметов, а потом подсчитать среднее время для каждого предмета. Это — полезное указание, хотя и редко используемое.
Можно оценивать «на глаз», но помни: оценивай с запасом, потому что мы не всегда работаем одинаково хорошо. Если ты не исполнишь рекомендаций, содержащихся в пунктах «а» и «б», не составляй план. Зачем его составлять, ведь он будет невыполнимым и будет тебе мешать, вместо того чтобы помогать.
5. Составляя план, смотри на себя не как на человека, которым бы ты хотел быть (или даже временами есть), а как на такого, каким ты бываешь ежедневно. (Тут, конечно, нужна очень честная оценка самого себя.) А правильно оценить себя очень трудно! И именно поэтому так трудно составлять план своей работы, потому что мы очень часто планируем как бы для «идеального человека». А кто же из нас идеальный?
Но нужно помнить, что невыполнение плана, особенно того, который мы сами для себя составляли, очень подрывает веру в собственные силы.
6. Каждый раз записывай «недельные планы» на карточке рядом с месячными планами. Если ты выполнил недельный план, напиши внизу: «Я выполнил план очень хорошо». Да, да, напиши это четко и выразительно — это в самом деле помогает. Если план не выполнен, коротко напиши причины.
7. От работы устают (ну и новость я тебе сказал!), особенно от напряженной работы. И хотя надо планировать только не
обходимые дела, планируй и отдых! Жизнь для многих из нас очень трудна, а с таким «планом с передышками» как-то сразу становится немного легче.
Хорошая организация рабочего времени связана не только со способностью составить план, но и со многими другими вопросами. Вот они:
1. Умение отказаться от какого-то дела.
2. Умение выполнять определенные дела в определенное время.
3. Использование нужных методов и приемов в зависимости от характера работы.
4. Необходимые внешние условия.
5. Психологическая подготовка.
Отказ от какого-нибудь дела
Вы удивляетесь, почему я на первом месте в заголовке поместил понятие, которое в целом связано с плохим настроением и. с отсутствием активности.
Но посмотрим на это понятие немного с другой стороны, без темных красок. Ведь твой отказ от выполнения определенных дел — это основа правильной организации времени. Особенно тогда, когда этого времени мало, а дел очень много.
Ты должен подумать:
Какие из всех этих дел для тебя самые важные? И почему именно эти дела, а не другие? Какие из них ты обязательно должен (и хочешь!) сделать?
Какие дела менее важные? И снова — почему?
Какие дела важны менее всего? Какие будут последствия, если ты не сделаешь определенных дел?
Подумал? Да, я знаю, что это трудно. А трудно потому, что нужно четко себе представить, что именно необходимо тебе на «данном этапе» жизни. Что ты хочешь прежде всего достигнуть?
Значит, такой отказ — отказ от выполнения менее важных (хотя и приятных!) дел в пользу самых важных (хотя иногда и менее приятных...) –– не имеет ничего общего с печалью и отсутствием активности. Наоборот, он направляет успешные действия в определенном направлении. В каком? Это зависит от тебя.
Конечно, человек не робот: он хочет поиграть, отдохнуть, иногда он влюбляется. В какой степени в данном конкретном случае это помогает тебе, а в какой — мешает в достижении поставленной цели? Подумай. Если мешает — задумайся: можешь ли от этого отказаться?
В конце этого раздела приведу один пример из области математики: за 3000 злотых нельзя купить семь различных вещей, если стоимость каждой из них отдельно составляет 1000 злотых. Как же часто мы хотим проделать это со временем! Да, но ведь иногда это и удается! Каким способом? Просто: мы выполняем работу быстрее, но также хорошо. Об этом — все последующие разделы.
Определенные дела в определенное время
«Всему свое время»,— говорит пословица. Да, так оно и есть. Например: если сразу, вернувшись из школы, ты сядешь делать уроки, то в большинстве случаев ты будешь осваивать этот материал дольше, чем тогда> когда между школьными и домашними занятиями ты сделаешь перерыв.
А если ты чувствуешь, что в данную минуту у тебя «хорошо пойдет» сочинение, но по плану ты должна делать что-то другое? По-моему, здесь важнее воспользоваться «творческим настроением». Ведь если оно пройдет через час или два, ты будешь писать это самое сочинение гораздо дольше, не говоря уже о том, что напишешь его хуже. Еще один пример: мытье посуды или уборку комнаты ты выполнишь быстрее и лучше, если возьмешься за эту работу в перерыве между двумя умственными занятиями. А умственную работу, требующую сосредоточения, ты выполнишь лучше после небольшой физической работы.
ОБЩЕЕ ПРАВИЛО:
Попеременное выполнение умственной и физической работы в большинстве случаев способствует более быстрому выполнению как одной, так и другой работы.
Однако в «отведенное время», предназначенное на умственную работу, физическая работа должна занимать не больше одной четверти или одной шестой части данного отрезка времени. Если такого «отведенного времени» нет, а уроки ты готовишь «урывками» — а это случается с теми учениками, которые живут далеко от школы или у которых тяжелые домашние условия,— ты сможешь выполнить работу быстро, если только сумеешь очень сильно сосредоточить на ней свое внимание. При большой концентрации внимания работа в короткие отрезки времени приносит хорошие результаты.
Небезразлична и очередность в выполнении работ, небезразлично и время суток, в которое ты выполняешь определенную работу.
1. В большинстве случаев быстрее выполнишь задание, требующее мышления, в ранние утренние часы. Однако при условии, что в предыдущий день ты детально и внимательно ознакомишься с его содержанием.
2. Работу на запоминание в целом выполнишь быстрее вечером, если это будет последнее умственное дело уходящего дня. На следующий день текст следует повторить. (Смотри главу «Тайны хорошей памяти».)
3. Некоторые лучше работают рано утром, другие –– в промежутке от 17 до 20 часов. Это зависит от многих условий. Понаблюдай, в какие часы т ы работаешь умственно наиболее успешно. И именно в эти часы старайся выполнять самые трудные задания. Конечно, если ты в это время не находишься в школе. В этом случае понаблюдай, какой твой второй «пик умственной работы». Потому что у каждого практически здорового человека существуют два таких «пика» в течение дня: утром и после обеда либо в полдень и вечером.
Методы работы
Может быть, вы замечали, как передвигается по воде (например, на байдарке) опытный гребец и неопытный гребец. Конечно, опытный гребец плывет значительно быстрее, а часто и с меньшими усилиями. Почему? Глупый вопрос. Нет, вообще не такой уж и глупый: почему умелый гребец движется быстрее, чем неумелый? Отвечаю: потому что он освоил лучший способ гребли. Именно это и означает слово «умелый».
Более того, в зависимости от силы течения и ветра, в зависимости от высоты волны, в зависимости от того, плывет ли он по течению или против течения, по ветру или против ветра, умелый гребец использует разные методы гребли. Плывя по течению или по ветру, он использует длинные гребки веслом, против течения — короткие гребки, при высокой волне он сильнее «отталкивается» веслами, находясь на гребне волны... Неумелый гребец этого не делает, потому что освоил — и то не слишком хорошо — всего один метод гребли и использует его независимо от внешних условий. И нет ничего удивительного в том, что он движется значительно медленнее.
А теперь перенесем все это на умственную работу и... Понятно? В самом деле, понятно? Трудность состоит в том, что при физической работе сразу видно того, кто использует так называемые малопроизводительные методы, сразу можно заметить эти беспомощные движения. При умственной работе почти все происходит «внутри», не видно «движений» мозга так, как видно движения тела. И видимо, поэтому некоторым людям, очень трудно понять, что при умственной работе, используя нужный, более подходящий метод, подобранный к данной работе и внешним условиям, можно выполнить эти дела в два или в три раза быстрее, чем тогда, когда мы используем неподходящий метод.
Так, например, используя так называемый комбинированный метод (по частям и в целом) при заучивании стихотворения и необходимые перерывы при этой работе, ты выучишь стихотворение значительно быстрее, чем «зазубривая» его целыми строфами и не делая перерывов (ты можешь прочитать об этом в главе «Люблю грозу в начале мая...»). Конечно, эти методы можно немного изменять в зависимости от внешних условий.
А если вы удивляетесь, зачем я повторяю одно и то же столько раз, объясняю: из писем учеников, которые используют методы, содержащиеся в этой книге, а также из наблюдений учителей следует, что рекомендуемые мною методы используются слишком строго и поэтому в некоторых случаях не дают таких результатов, какие могут давать.
Одна из тайн успеха людей, которые в определенном отрезке времени «умещают» много хорошо выполненной работы,— это то, что они выполняют запланированные дела не только в нужное время, но и в подходящих условиях (внешних и внутренних) . При этом внутренние условия играют большую роль, чем внешние.
Необходимые внешние условия
Обычно мы даже не отдаем себе отчета в том, на сколько быстрее мы делаем те дела, к которым мы заранее подготавливаем необходимое внешнее окружение (так называемые предметы, которые нам будут нужны) и себя. Речь идет не о подготовке для выполнения данного одного дела, а о так называемой комплексной подготовке к выполнению нескольких дел.
Так, например, хорошо «организованная» кухня — это условия для быстрого выполнения нескольких дел: варки овощей, мытья посуды и т. д. Некоторые из девочек это прекрасно знают.
А вот другой пример — из области умственной работы.
— Пенал... ну так снова куда-то подевался! Мама, ты случайно не видела мой пенал? Ага, вот он! Но он пустой... Куда я мог положить эту ручку? Марта, где моя авторучка? А учебник польского языка ты не видела? Да вот же он! В конце концов все находится! Только...
Только как долго продолжаются такие поиски! Посчитать бы это с часами в руках... Сам бы удивился. А потом говоришь: у меня ни на что не хватает времени!
Обычно мы не обращаем внимания на эти несколько секунд или несколько минут, которые добавляются, добавляются... составляя часы.
Чтобы не терять времени зря, постарайся запомнить простые правила:
1. Каждый предмет, необходимый для работы, должен иметь свое постоянное место, по возможности легкодоступное.
2. Предметы, необходимые для данной работы (книги, карандаши, ручки и т. д.), надо разместить «под рукой» перед началом работы. Если места мало, то их можно положить даже рядом на полу. Поиск этих предметов во время работы приводит к потере времени, а также рассеивает внимание именно тогда, когда оно должно быть сосредоточено. Рассеивая внимание, мы выполняем данную работу медленнее.
3. П е р е р ы в ы в работе следует использовать среди прочего на то, чтобы убрать на место предметы, которые больше не нужны, и разложить те, которые потребуются потом.
4. В каждой работе имеются предметы, которые нужны почти постоянно (ручка, карандаш, линейка и т. д.). Каждый из этих часто используемых предметов должен иметь своего «заместителя» (запасную ручку, карандаш, линейку и т. д.) на случай их поломки или потери.
Все это на первый взгляд мелочи, однако они часто бывают важнее, чем о них обычно думают, потому что они среди прочего влияют на более быстрое или более медленное выполнение всей работы.
Кроме того:
Быстрее (наверняка) ты выполнишь умственную работу при хорошем доступе свежего воздуха, чем тогда, когда в комнате душно. Это очень важно, хотя и не всегда об этом помнят.
Значительно быстрее (в целом) ты выполнишь работу в тишине, чем в шуме. Также быстрее (в большинстве случаев) ты будешь работать тогда, когда никакие внешние раздражители — уличное движение, звуки, присутствие других людей — не будут тебе мешать в сосредоточении внимания. (Читай об этом также в главе «Как учиться в тесноте?».)
Быстрее (в целом, хотя и не всегда) ты будешь работать, сидя на стуле, чем удобно лежа на тахте или в мягком кресле. Я написал «в целом, хотя и не всегда» потому, что изменение положения тела часто хорошо влияет на скорость и качество умственной работы.
При правильном освещении (источник искусственного света расположен немного сзади, с левой стороны, лампочка мощностью около 40 ватт) ты будешь работать быстрее, чем при неблагоприятном освещении (слишком слабом или расположенном в неправильном месте).
Психологическая подготовка
Что это значит? А то, что очень большое значение имеет настроение, с которым ты собираешься выполнять работу. Я думаю, что моя знакомая Агнешка не является здесь исключением. Вот список дел, которые она проделала между ее словами «сейчас буду делать уроки» и началом занятий:
1) примерка фартука, 2) прочтение детективного рассказа в газете, 3) заточка карандаша, 4) просмотр журнала, 5) рассматривание фотографий, 6) питье воды с джемом, 7) короткая забава с собакой, 8) короткая ссора с сестрой, 9) долгий разговор с подружкой по телефону.
А потом: «У меня ведь нет времени!» Ну, конечно! У меня бы его тоже не было.
Иногда, обычно у старших девочек (у мальчиков тоже), проделывание одного или нескольких разных дел непосредственно перед началом умственной работы приобретает характер некоего «ритуала», без которого эта умственная работа не может начаться. В самом ли деле не может?
Психологическая подготовка состоит в преодолении распространенного среди большинства людей нежелания приложить усилия, особенно умственные усилия. То есть на преодолении известного сопротивления. Все дело здесь в том, чтобы хотеть делать в данный момент то, что ты так или иначе должен делать. Понятно, что эту неприятную минуту начала работы мы оттягиваем, выполняя при этом разные мелкие «делишки», которые более приятны. Чаще всего мы даже не отдаем себе в этом отчета. Но зато как великолепно тратится при этом впустую время! Дословно: т р а т и т с я.
ОБЩЕЕ ПРАВИЛО:
Если сумеешь «преодолеть самого себя» и направить собственные мысли и чувства на то, чтобы сразу, без проволочек, делать в данный момент то, что запланировано, т-ы выиграл.
Выиграл «игру с самим собой». Поэтому ты имеешь больше времени. Часто даже много больше.
Сейчас я дам (на выбор) несколько советов: каким способом можно быстро «настроиться на работу» или каким способом захотеть выполнять в данный момент то, что нужно выполнять.
1. Попробуй начинать с того предмета, который легче тебе дается, которым ты больше интересуешься. Работу ты выполнишь в несколько раз быстрее тогда, когда ты ею заинтересован, когда любишь ее, чем тогда, когда она тебя не очень интересует или ты ее выполняешь для отметки.
2. Нет, нет, этот второй предмет не такой уж и трудный. И не такой скучный, как тебе кажется. Очень много зависит от того, что ты думаешь об ожидающей тебя работе, через какие очки ты на нее смотришь...
3. Почему ты думаешь, что
если берешься за трудную работу, то должен над ней сидеть без перерывов, пока ее не закончишь? Прерывайся! Чередуй ее с более легкой работой! Ты возьмешься за трудную работу значительно скорее, зная, что будешь работать короткими отрезками времени.
Ты также в несколько раз быстрее будешь работать умственно, когда хорошо отдохнешь.
4. Намного быстрее ты выполнишь умственную работу, если у тебя хорошее настроение.
5. Пробовал ли ты когда-нибудь давать самому себе награды? Некоторым людям это очень на пользу. Как сказала бы Алиса из Страны Чудес: надо награждать свои чувства для того, чтобы тебя слушали.
6. А кроме того, когда ты познаешь радость победы силы и разума над собственным сопротивлением... Это очень приятно. Однако если ты захочешь в своем распорядке дня воспользоваться приведенными тут советами, то их необходимо многократно перечитывать через определенное время. В противном случае ты их быстро забудешь.
Ну, так — темп, темп, темп... К сожалению, иного выхода нет. По крайней мере сегодня. Однако -- это может показаться странным — эту гонку выигрывает тот, кто сумеет время от времени остановиться хоть на минуту, послушать музыку, посмотреть вечером на небо, любуясь Млечным Путем и сияющей Полярной звездой...»
Януш Корчак «Как любить ребёнка» Москва, ИПЛ, 1990г.
«…мальчик придумал себе такую игру.
— Когда я решаю задачу, цифры — это солдаты. А я полководец. Ответ — крепость, которую я должен взять. Если мне пришлось туго, я вновь собираю разбитую армию, составляю новый план битвы и веду в атаку.
Стихи, которые я должен выучить наизусть, это аэропланы. Каждое выученное слово — сто метров вверх. Если я выучу стихотворение без ошибки, я беру высоту в три километра. Так приятно ни разу не сбиться.
Когда я пишу, я шофер. Переписанные буквы и слова — проделанный путь. Если удается написать всю строчку красиво — это лес, а плохо написал — пески или болото. Когда я кончу писать и чернила высохнут, веду по бумаге палочкой и ворчу, как мотор.
Разное выдумываю, чтобы не было скучно.
Каждый ищет свой способ облегчить работу. Иногда поможет товарищ, часто что-нибудь поначалу кажется трудным и неинтересным, а потом вдруг поймёшь — и пошло хорошо…»
С.В.Мычак «Каратэ - путь к победе» Харьков, РИП «Оригинал», 1993г.
«…Остановимся на основном, на наш взгляд, принципе не только каратэ, но и всех восточных единоборств - взаимосвязи КОНЦЕНТРАЦИЯ — РАССЛАБЛЕНИЕ…..Если вы усвоили этот принцип — вы усвоили главное…
…Перед приемом спортсмен расслаблен (мышцы его в состоянии полной релаксации), затем идет мгновенная концентрация (по времени это доли секунды) и — снова расслабление, чтобы перейти к следующему приему.
В момент концентрации в работу включается максимально количество мышц. Причем, сначала сокращаются мышцы живота и бедер, и только затем — мышцы конечностей. Такая последовательность характерна как для атакующих, так и для защитных действий. Момент концентрации очень кратковременный, и чем больше мышц участвует в ударе, тем сильнее он будет.
Однако концентрация — это наивысшее напряжение не только физических, но и духовных сил. Вот почему мы хотели бы познакомить вас с упражнениями, дающими ощутимый результат в плане психологической подготовки. Вот одно из них. Уединитесь в тихой комнате, возьмите лист бумаги и напишите на нем крупными и четкими буквами желаемое. Сядьте напротив листа на расстоянии вытянутой руки. Расслабьте мускулы и приведите себя в пассивное состояние. Совершенно изолируйте себя от внешних впечатлений. Дышите глубоко и медленно. Сосредоточьте внимание на содержании написанного. Дышите таким образом, чтобы можно было один раз мысленно прочитать написанное во время вдоха, один раз — при задержке дыхания и один раз — при выдохе. Вдыхая воздух, читайте написанное, мысленно представляя себе, что усваиваете соответствующие качества, при задержке дыхания — что они усвоены вами и сохранятся навсегда.
Суть этого упражнения заключается в том, что дыхание дает вашим мыслям силу, и данное качество становится вашим. Предлагаем возможные варианты выполнения этого упражнения. Вначапе мы указываем желаемое качество характера, а затем — возможную фразу для написания на листе бумаги.
САМОУВЕРЕННОСТЬ. Я верю в свои силы. Меня нельзя смутить. Я уверен в себе, я уверен в своей силе. Меня нельзя застать врасплох.
ТВЕРДОСТЬ. У меня характер сильный и твердый. Слабость чужда мне. Во всех своих мыслях, словах и действиях я проявляю твёрдость. Ничто не может поколебать меня.
ВОЛЯ. У меня железная воля. Я хочу и я могу. Я всегда дело довожу до конца. Моя воля настолько сильна, что я преодолеваю все преграды, стоящие на моем пути.
САМООБЛАДАНИЕ. Я отлично владею собой. Ничто не может вести меня из равновесия. Я вполне владею своими чувствами, маниями, страстями. Все мои чувства подчинены воле. Я владею собой, своими мыслями и поступками.
Упражнения выполняют ежедневно по 5—10 раз утром и перед сном. Для того, чтобы привести себя в пассивное состояние, нужно сесть, закрыть глаза, расслабить все мышцы и постараться не думать ни о чем, оставив все заботы. Мысленно повторяйте: «Мое тело расслаблено и спокойно. Я ни о чем не думаю, я ничего не чувствую, я достиг пассивного состояния». Приводите себя в пассивное состояние каждый раз перед началом упражнений для психологической подготовки…
…обязательно нужно тренировать глаза, чтобы замечать каждое движение противника. Ваш взгляд должен быть направлен на точку приложения силы. В каратэ обычно смотрят в точку, которая находится на середине линии, соединяющей плечевые суставы противника — на дистанции чика-маа (на ближней дистанции). На дистанции то-маа (на дальней) практикуют взгляд, направленный за противника. Ни в коем случае не концентрируйте свой взгляд на какой-либо ударной поверхности — будь то колени, стопы, кулаки, локти.
Как же тренировать глаза? Лучше всего использовать с этой целью древнюю методику, направленную на укрепление глазных мышц и развитие неподвижного взгляда.
Для укрепления глазных мышц ежедневно утром выполняют следующее упражнение. На белом листе бумаги нарисуйте маленькую черную точку. Лист прикрепите к стене так, чтобы точка находилась на уровне глаз. Сесть нужно на расстоянии вытянутой руки от стены, при этом свет должен падать сзади или слева. Пристально смотрите на черную точку и, не спуская с нее глаз, вращайте кругообразно головой. Увеличивайте радиус круга и скорость вращения. Начните с 1 минуты и дойдите до 10, прибавляя в несколько дней по 1 минуте.
Еще одно упражнение. Необходимо устремить пристальный взгляд на черную точку и, не спуская с нее глаз, медленно повернуть голову (но не туловище) вправо, затем плавно, спокойно –в прежнее положение и медленно — влево. Все время — от 1 до 10 минут — пристально смотрите на черную точку, стараясь не моргать.
Развитию неподвижного взгляда способствует выполнение следующего упражнения. К стене прикрепите лист бумаги с черной дочкой, сядьте на расстоянии вытянутой руки от стены и, не моргая, фиксируйте взглядом точку. В тот момент, когда почувствуете покалывание глаз, усилием воли не дайте векам опуститься. Выполнять упражнение следует в течение 1 минуты, прибавляя каждые 3—4 дня по 1 минуте, и так до 10 минут. Следует научиться смотреть пристально, не моргая, по крайней мере, 5 минут.
Занимаясь в лесу, уделите внимание такому упражнению. Станьте прямо. Сосредоточьте свой взгляд и свою мысль на листве деревьев. Постарайтесь проследить движение листа в течение 5— 15 минут, не моргая. Это упражнение развивает взгляд, от которого трудно утаить какие-либо действия…
…Г. Фунакоши в книге «Заветы каратэисту»:
«Иероглиф бу от бу-до символизирует в написании прекращение вооруженной ссоры. Поскольку каратэ также относится к бу-до, это означает, что, прежде чем ввязываться в бой, следует хорошо подумать и не пускать в ход кулаки без необходимости.
К силе прибегают как к последнему средству лишь там, где гуманность и справедливость не могут возобладать. Юноши, благородные духом, в начале жизненного пути должны быть сдержанны в словах и поступках.
Нужно уметь сохранять достоинство, но не быть при этом жестоким. Не следует действовать бездумно и опрометчиво, обижая окружающих.
Стоять на месте — значит, идти назад. Тот, кто полагает, будто освоил все возможное, и делается заносчивым болтуном, превозносящим собственные достоинства, после того как разучил движения нескольких ката и приобрел некоторую уверенность в своей физической силе, не может считаться истинным ревнителем воинских искусств.
Чем дальше продвигаешься в изучении каратэ, тем сдержанней нужно становиться в речах.
Заурядный человек, подвергшись насмешке, выхватит меч и будет драться, рискуя жизнью, но его не следует за это называть храбрецом. Человек поистине великий не смущается и не теряем присутствия духа, даже столкнувшись с неожиданной опасностью, не впадает в ярость, оказавшись в иной ситуации, нежели ему хотелось бы. Это происходит оттого, что у него великое сердце и цель его высока.
Если знаешь его и знаешь себя — сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь — один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его — каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение.
Если, заглянув в себя, я пойму, что не прав, то разве не устрашусь я противника, как бы ни был он ничтожен? Если же я пойму, что прав, то не побоюсь выйти один против тысячи»…»
Ф.М.Достоевский «Дневник писателя»1876г. июль-август
«… С самого первого моего приезда в Эмс, то есть еще третьего года, и с самого первого дня меня заинтересовало одно обстоятельство — и вот продолжает интересовать в каждый мой приезд. Два самые общеупотребительные источника в Эмсе, несмотря на несколько других, — это Кренхен и Кессельбрунен. Над источниками выстроен дом, и самые источники отгорожены от публики балюстрадой. За этой балюстрадой стоит несколько девушек, по три у каждого источника — приветливых, молодых и чисто одетых. Вы им подаете ваш стакан, и они тотчас же вам наливают воду. В определенные два часа, положенные на утреннее питье, у этих балюстрад перебывают тысячи больных; каждый больной выпивает в течение этих двух часов по нескольку стаканов, по два, по три, по четыре — сколько ему предписано; тоже и во время вечернего питья. Таким образом, каждая из этих трех девушек нальет и раздаст, в эти два часа, чрезвычайное множество стаканов. Но мало того, что это делается совершенно в порядке, не суетливо, спокойно, методически и вас ни разу не задержат, — удивительнее всего то, что каждая из этих девиц, по-моему, обладает каким-то чуть не сверхъестественным соображением. Вы только один раз скажете ей, в первый раз по приезде: "вот мой стакан, мне столько-то унций кренхена и столько-то унций молока" — и она уже во весь месяц лечения ни разу не ошибется. Кроме того, она уже вас знает наизусть и различает в толпе. Толпа теснится густо, в несколько рядов, все протягивают стаканы; она берет их по шести, по семи стаканов зараз, зараз все их и наполняет в какую-нибудь четверть минуты и, не пролив, не разбив, раздает каждому без ошибки. Она сама протягивает к вам стакан и знает, что из тысячи стаканов — вот этот ваш, а этот другого, помнит наизусть, сколько вам унций воды, сколько молока и сколько вам предписано выпить стаканов. Никогда не случается ни малейшей ошибки; я к этому присматривался и нарочно справлялся. И главное — тут несколько тысяч больных. Очень может быть, что всё это самая обыкновенная вещь и нет ничего удивительного, но для меня, вот уже третий год, это почти непостижимо, и я всё еще смотрю на это, как на какой-то непостижимый фокус. И хоть и смешно всему удивляться, но эту задачу я положительно не могу разрешить. По-видимому, надо заключить о необыкновенной памяти и быстроте соображения этих немок, а между тем тут, может быть, всего только привычка к работе, усвоение работы с самого раннего детства и, так сказать, победа над трудом. Что касается собственно труда, то для присматривающегося русского тут тоже большое недоумение. Живя месяц в отеле (то есть, собственно, не в отеле, тут всякий дом отель, и большинство этих отелей, кроме нескольких больших гостиниц, — просто квартиры с прислугою и с содержанием по уговору), я просто дивился на служанку отеля. В том отеле, где я жил, было двенадцать квартир, все занятые, а в иной и целые семейства. Всякий-то позвонит, всякий-то требует, всем надо услужить, всем подать, взбежать множество раз на день по лестнице — и на всё это, во всем отеле, всей прислуги была одна только девушка девятнадцати лет. Мало того, хозяйка держит ее же и на побегушках по поручениям: за вином к обеду тому-то, в аптеку другому, к прачке для третьего, в лавочку для самой хозяйки. У этой хозяйки-вдовы было трое маленьких детей, за ними надо было все-таки присмотреть, услужить им, одеть поутру в школу. Каждую субботу надо вымыть во всем доме полы, каждый день убрать каждую комнату, переменить каждому постельное и столовое белье и каждый раз, после каждого выбывшего жильца, немедленно вымыть и вычистить всю его квартиру, не дожидаясь субботы. Ложится спать эта девушка в половине двенадцатого ночи, а наутро хозяйка будит ее колокольчиком ровно в пять часов. Всё это буквально так, как я говорю, я не преувеличиваю нисколько.Прибавьте, что она служит за самую скромную плату, немыслимую у нас в Петербурге, и, сверх того, с нее требуется, чтоб одета была чисто. Заметьте, что в ней нет ничего приниженного, забитого: она весела, смела, здорова, имеет чрезвычайно довольный вид, при ненарушимом спокойствии. Нет, у нас так не работают; у нас ни одна служанка не пойдет на такую каторгу, даже за какую угодно плату, да, сверх того, не сделает так, а сто раз забудет, прольет, не принесет, разобьет, ошибется, рассердится, "нагрубит", а тут в целый месяц ни на что ровно нельзя было пожаловаться. По-моему, это удивительно — и я, в качестве русского, уж и не знаю: хвалить или хулить это? Я, впрочем, рискну и похвалю, хотя есть над чем и задуматься. Здесь каждый принял свое состояние так, как оно есть, и на этом успокоился, не завидуя и не подозревая, по-видимому, еще ничего, — по крайней мере, в огромнейшем большинстве. Но труд все-таки прельщает, труд установившийся, веками сложившийся, с обозначившимся методом и приемом, достающимися каждому чуть не со дня рождения, а потому каждый умеет подойти к своему делу и овладеть им вполне. Тут каждый свое дело знает, хотя, впрочем, каждый только свое дело и знает. Говорю это потому, что здесь все так работают, не одни служанки, а и хозяева их…»
Н.В.Гончаров «Гений в искусстве и науке» Москва, изд. «Искусство», 1991г.
«…Глава 3 САМОВОСПИТАНИЕ. SELFMADEMAN ЛИ ГЕНИЙ?
Как трудились гении — об этом будет сказано в следующей главе, здесь же речь пойдет о другом — о значении самостоятельного труда в формировании гения, то есть о самовоспитании.
Уже в эпоху Возрождения труд рассматривался как одна из добродетелей, достоинство человека, самое надежное средство достичь совершенства. «Кто же говорит, — писал Альберти, — что можно достигнуть признания и достоинства без настойчивого совершенствования в своем искусстве, без упорной работы, не пролив семь потов над делами, требующими мужества и преодоления трудностей»1.
В его знаменитом «Домострое» есть такие слова: «Не для того дано человеку от природы величие разума, ума и таланта, чтобы он прозябал в покое и изнеженности. Человек рожден, чтобы быть полезным себе и не менее полезным для других»2. В любом деле можно достичь «высшего совершенства и славы»3 только путем целеустремленности и большого труда и умения не терять времени даром.
Идеям о гениальности как врожденном свойстве личности, то есть наличии высокой природной одаренности, часто противопоставляют как антитезу известные слова Эдисона, сказанные им в интервью журналу «Лайф», что гений — это 99 % пота и 1 % вдохновения. Исходя из закона формальной логики — из двух противоположных суждений об одном и том же предмете, — только одно может быть правильным, и в зависимости от убеждений спорящие придерживались того или другого мнения. Но противопоставление этих мнений некорректно. Между ними нет противоречия по существу, ибо они говорят о разных предметах. Ведь вдохновение не врожденное свойство, в большинстве случаев оно результат огромного труда, постоянных размышлений и упорного преследования поставленной цели. Поэтому можно вполне допустить, что Эдисон не отрицал роли врожденного дара у гения, но считал бесспорным, что без титанического труда этот дар не даст выдающихся результатов…
…Если бы одного труда было достаточно, то гениев можно было бы готовить, как готовят высококвалифицированных специалистов. Однако хотя у входа в НИИ и можно повесить объявление «Требуются гении», но этим нельзя помочь подготовке их в университетах. Огранка бриллианта предполагает алмаз — врожденный дар, а его создает, по крайней мере так было до сих пор, природа. Кто не знает о бесплодных попытках заботливых пап и мам, вероятно во все времена и во всех странах, сделать из своих детей, лишенных музыкального слуха, голоса, чувства цвета, хороших музыкантов, певцов, художников. Дидро по поводу заявления Гельвеция: «Я хочу сделать из своего сына Тартини» — писал: «Я одобряю ваше намерение. Но обладает ли ваш сын слухом, чувствительностью, воображением? Если он лишен этих качеств, которые ему не могут дать никакие учителя на свете, — то попытайтесь сделать из него все, что вам угодно, только не Тартини. Тысячи, две тысячи занимались день и ночь игрой на скрипке и не стали, однако, Тартини. Тысячи, две тысячи человек держали с детства карандаш в руках, а имеется один Рафаэль» (Дидро Д. Избр.соч. в 2-х т., Т.2,М.,-Л.,с.202). Известную шутку о соловье, учившемся в консерватории на стационаре, и воробье, окончившем ее заочно, можно повернуть и иначе: что бы ни окончил соловей, он будет разливаться трелями; где бы ни учился воробей, он будет чирикать.
И хотя такая трактовка в основном будет касаться художественного гения, но в определенной степени ее можно отнести и к науке, например изучению языков, вообще к многим областям мысли. Вероятно, к тем, кто одними непрерывными упражнениями надеялся достичь всего, относится ирония Герцена: «Педанты каплями пота и отдышкой измеряют труд мысли...»15.
У величайших ученых и художников можно найти много высказываний о роли труда и таланта, об их соотношении, о недопустимости полагаться только на одно из этих начал. Одни, хотя и не подчеркнуто, больше полагались на труд, другие — на вдохновение, талант. При этом не обязательно ученые — на первое, художники — на второе. Бывает и так, и иначе. За немногим исключением, большинство из них делали упор на труд, постоянный, упорный и обязательно целенаправленный. В качестве иллюстрации мы приведем слова необыкновенно художественно одаренного Федора Ивановича Шаляпина, так убедительно показавшего на своем примере, насколько неразумно полагаться только на силу таланта: «Я решительно и сурово изгнал из моего рабочего обихода тлетворное русское «авось» и полагался только на сознательное творческое усилие. Я вообще не верю в одну спасительную силу таланта, без упорной работы. Выдохнется без нее самый большой талант, как заглохнет в пустыне родник, не пробивая себе дороги через пески. Не помню, кто сказал: «гений — это прилежание». Явная гипербола, конечно. Куда как прилежен был Сальери, ведь вот даже музыку он разъял как труп, а «Реквием» все-таки написал не он, а Моцарт. Но в этой гиперболе есть большая правда. Я уверен, что Моцарт, казавшийся Сальери «гулякой праздным», в действительности был чрезвычайно прилежен в музыке и над своим гениальным даром много работал» (Шаляпин Ф.И. Литературное наследство в 2-х томах,Т.1,М.,1957г.,с.285)
Упорный, длительный и целеустремленный, хорошо организованный труд — это непременное условие больших достижений как в науке, так и в искусстве. Но гениальность не является автоматическим и обязательным следствием такого труда. Из его рациональной организации, постоянного сбора и осмысления информации, прилежания может вырасти хороший специалист, но только на этой почве гениальность не вырастет, точно так же как из «предусмотрительности, бережливости, бдительности и самообладания» не могут вырасти миллионы вопреки убеждениям честертоновских миллионеров из рассказа «Призрак Гидеона Уайза». Таким путем можно скопить только небольшую сумму.
Итак, не просто труд и не всякий труд ведет к вершинам творческих достижений. Мы не будем говорить о труде подневольном, механическом, монотонно повторяющемся, то есть лишенном творческого содержания, — его бесплодность в развитии человека ясна без слов. Он, скорее, разрушает человека своей разъедающей монотонностью. Но и воздействие созидательного труда тогда эффективно, когда он целенаправлен, продуман, пронизан плодотворной идеей, организован на основе определенного замысла. Таковым труд может быть лишь у человека, посвятившего себя, свою деятельность сознательно поставленной задаче и реализующего своим трудом конкретную, им же самим определенную и составленную программу.
В англоязычных странах хорошо известно понятие «selfmademan» (англ. — «человек, сделавший себя сам») — им именуют человека, достигшего всего собственными усилиями, личным трудом, и прежде всего самообразованием, а не при помощи особого дара или наследства, оставленного родителями, случая или выигрыша. Некоторые исследователи жизни великих людей характеризуют их как типичный пример селфмэйдеменов.
И в самом деле, биографии многих гениев если не целиком, то во многом, нам кажется, подтвержают убеждение, что гениальность — результат исключительно труда, самообразования и сознательной ориентации. В США в качестве яркого примера приводят президента Линкольна, в сфере техники — Эдисона, трудившегося по 18 часов в сутки, отказывавшегося даже от отдыха и посвятившего себя изобретениям и чтению литературы о них.
Какова роль сознательной ориентации на высшие достижения — точно установить невозможно. Этого просто нельзя вычислить, но что она огромна — это очевидно. Сияющие вершины великих достижений манят всех. Но для одних людей они всегда остаются хотя и притягательными, но далекими и недоступными, в других они порождают желание их покорить. И некоторым это удается. Правда, для успеха надо располагать кроме всего прочего и тем исходным капиталом, которым награждает только природа; хотя многие отправляются в путь без этого и потому не поднимаются до самых больших высот. Сильная, несгибаемая, всегда пульсирующая воля скрепляет и приводит в действие все природные задатки, приобретенные и развитые навыки личности. Устремленность к высоким идеалам неудержимо тянет вперед ( «Благосостояние, власть, талант не все достаточное, чтобы превратить потенциального гения в действительного гения в искусстве. Должно быть также нечто во внешней ситуации, способное развить и поддержать интерес; должна быть воля достичь определенных успехов в определенной художественной сфере» (Munro T.,Op., cit.,p.526)).
На субъективное устремление как бы накладывается еще и влечение таланта, усиливая внутренний импульс к творчеству. Зов таланта, призвание гения непреодолимы. Их сила сокрушает все на своем пути, несмотря на минуты сомнений. Отец Неруды ненавидел поэзию и ждал от сына серьезного дела; поэта временами одолевало отчаяние: «Нет, к черту все, мечты отдам на слом, коли поэт дантистом должен стать и непременно получить диплом!» Но уже в следующем стихотворении, «Руководство к мятежу», вновь восстает его несокрушимый дух: «Стать деревом крылатым... Расправить крылья и взметнуться ввысь»
Честолюбие, любознательность, чувство соперничества, стремление к лидерству, жажда утвердиться, доказать свою полноценность, а то и превосходство могут помочь становлению гения, но не сотворить его. Не каждый человек, сказавший: «Я хочу стать гением, и я стану им», осуществит свое желание. Даже преодолеть с шестом планку на высоте 6 метров сможет не каждый имеющий для этого данные и желающий это сделать. Планка гениальности расположена на куда более недоступной высоте, и шеста (самообразования) для ее преодоления не всегда достаточно. Многим талантам не хватает каких-то ингредиентов, природно-биологических и духовно-нравственйых, каких именно — не всегда можно сказать с определенностью; у каждого свои достоинства и недостатки, и самое удивительное, что у одного недостатки могут содействовать достижению того, чего другой не может обрести при помощи достоинств. Момент «авторождения» у гениев, путем самообразования и упорного труда пришедших к поставленной цели, играет большую роль, чем у обычных людей. Но, в отличие от вторых, вряд ли кто из гениев ставил цель стать гением. Просто они глубже других сознавали роль собственных усилий на пути к цели, меньше надеялись на других, более критично относились к самим себе. Отсюда и особая роль субъективного фактора в их формировании, упорное тяготение к совершенствованию.
Одно из преимуществ самообразования в том, что оно может длиться всю жизнь, — и тогда, когда возраст, здоровье и другие причины не позволяют человеку учиться у других непосредственно. Многие гении имеют право сказать, что без их личной воли и упорства, приложенных для саморазвития, они не были бы такими, какими стали.
В самообразовании есть тот беспокойный самопоиск, самостроительство, которые свидетельствуют об остром самоосознании себя, своей сущности, о стремлении к усовершенствованию. В возрасте 25 лет Гете, уже написавший «Вертера» и немало великолепных произведений, вопрошает в одном из писем другу: «Что выйдет из меня?» В другом письме, также относящемся к 1774 году, есть такие слова: «Я... обшариваю все закоулки своих возможностей и способностей... Я рисую, понемножечку творю. И весь погружен в Рембрандта». Гете нашел себя в поэзии, в которой во всем блеске и глубине раскрылся его могучий гений. Но стремление к самосовершенствованию не покидало его всю жизнь. За пять дней до смерти он писал, кажется, в последнем из писем: «Я чувствую насущную нужду совершенствовать в себе и по возможности концентрировать все то, что во мне еще сохранилось...» . А сколько отдали сил самообразованию и самовоспитанию Белинский, Шлиман, Эдисон, Горький, блестящих образованных современников, работавших в тех же областях! Огромная роль самообразования в формировании великих талантов, их упорное стремление достичь вершин в науке и искусстве не противоречат выводу, что гением по своему желанию стать нельзя, им можно лишь быть, но желание, совершенствование себя ускоряет становление этого бытия.
В образовании и самообразовании огромную роль играет не только приобретение знаний, навыков, мастерства, но и умение найти себя, свои склонности, проявить во всей полноте или дар, заложенный природой, или то доминирующее стремление человека, без которого он не мыслит свою жизнь. Это особенно важно в формировании гения. Им удавалось найти себя, не растворившись в других; испытывая влияние талантов огромной силы, не потерять свою определенность и самобытность в непрерывной учебе. Обратимся опять к Гете. «Высший гений, — писал он, — это тот, кто все впитывает в себя, все умеет усвоить, не нанося при том ни малейшего ущерба своему подлиннику, основному назначению»…»
Р.Баландин «Вернадский:жизнь, мысль, бессмертие» Москва, изд. «Знание», 1979г.
«…Радиоактивные элементы неуклонно и равномерно (с замедлением) разрушаются. Они могли бы стать олицетворением абсолютного времени, да вот незадача: у каждого радиоактивного элемента или изотопа своя собственная скорость распада. Все радиоактивные «часы» идут вразнобой.
То же самое относится и к превращениям (эволюции) живых существ. И круговороты вещества атмосферы, земной коры или природных вод совершенно различны по скорости.
Но все-таки как же объясняется сущность времени? Как выглядит для натуралиста эта загадочная категория, которую физики вводят в многочисленные формулы? В конце концов для физики время и его свойства вполне можно охарактеризовать с помощью тех формул, где оно присутствует. Да и в геологии выработаны свои представления о времени, о прошлых эрах и их продолжительности. Более того, здесь даже появился призрак ньютоновского времени. На основе анализа степени распада некоторых радиоактивных элементов в минералах стало возможно определять количество лет, прошедших с момента образования этих минералов. Метод так и назвали: абсолютная геохронология. А почему бы и нет? Все разнообразие явлений геологического прошлого удалось нанизать на одну, единую ось времени и разделить ее на равные промежутки (тысячелетия, миллионолетия). Не значит ли это, что абсолютное время все-таки существует?
Свои многолетние исследования проблемы времени Вернадский подытожил в докладе Академии наук 26 декабря 1931 года. Он подчеркнул некоторые его особенности для разных объектов. Для радиоактивных элементов—строго определенное направление процесса, его необратимость. Кроме того, атом в масштабе космического времени сразу, скачками, ритмично переходит в новое состояние, распадаясь и рождая другой атом (химический элемент). Для организмов время — с геохимической точки зрения — выражается трояко: время индивидуального бытия; время смены поколений (без изменения жизненных форм) и время эволюционных превращений в длительном потоке поколений. Если направление и скорость распада атомов не зависят от внешних воздействий, то для живых организмов изменения (а время и есть показатель изменений) связаны неразрывно с окружающей средой.
По скорости распада атомов отдельные химические элементы различаются, как подсчитал Вернадский, в 1038 раз. Некоторые элементы очень устойчивы или даже потенциально «бессмертны». Им соответствуют среди живых существ одноклеточные, которые фак тически не имеют естественной смерти, а лишь постоянно дробятся, размножаются (очень любопытно: атомы бессмертны, если не распадаются, а одноклеточные бессмертны, пока распадаются!). Правда, здесь разница времени жизни отдельных индивидуумов меньше — около 1013 раз.
Имеется важное сходство в проявлении времени для атомов мира и «атомов» (неделимых частиц) жизни: большой размах различий для каждой из форм, неотвратимость изменений, необратимость процесса.
Можно ли объяснять это сходство определенными свойствами времени?
Прежде чем ответить на вопрос, 'Вернадский счел необходимым рассмотреть основные особенности научного знания и, кроме того, историю научных представлений о времени.
Вернадский выделил несколько этапов развития идеи времени.
До нашей эры в античной науке укоренилось представление о физическом (математическом) времени как мере движения. Время считалось безграничным.
В средние века окрепло убеждение в конечности времени, в неизбежности конца мира (тут проявились не научные выводы, а религиозные предрассудки). До прошлого века наука вынуждена была считаться с представлениями о времени, отводившими на все существование мира лишь несколько тысячелетий. Правда, индийская философия утверждала идею необычайной длительности (едва ли не бесконечности) жизни Вселенной. Однако в науку эта мысль не вошла.
В эпоху Возрождения отдельные мыслители вернулись к античным представлениям о безграничности времени (Д. Бруно) и о времени как мере движения (Г. Галилей). Позже Ньютон ввел понятие абсолютного времени. Это означало, что время исчезло как предмет научного изучения, ибо оно было поставлено вне реальных явлений как нечто всеобщее, безотносительное ко всему окружающему. А ведь наука изучает только реальность, доступную наблюдению.
С начала XX века стало популярным понятие об едином и неразделимом пространстве-времени. Эта идея неоднократно высказывалась еще со времен Ньютона (например, философом Д. Локком). В XVIII веке д'Аламбер упомянул даже о возможности принять в механике время как четвертую координату. Позже подобные взгляды развивали некоторые другие мыслители. Почва для современных представлений о времени подготовлялась издавна.
Итак, пространство-время стало объектом научных исследований.
Но если пространство и время — части единого целого, то нельзя делать научные выводы о времени, не обращая внимания на пространство. Все особенности пространства отражаются так или иначе зо времени.
Наконец, возникает вопрос: охватывает ли пространство-время всю научную реальность? Есть ли явления вне пространства-времени?
По мнению Вернадского, такими объектами могут быть кванты — мельчайшие неделимые порции энергии.
Натуралист наблюдает реальные объекты, подвластные времени, изменяющиеся непременно, как ни медленно проходили бы подобные изменения. Эти превращения чаще всего не сводимы к механическому перемещению. Это «внутренние» преобразования, которые остаются вне внимания физиков, вырабатывающих свое представление о пространстве-времени на основе теории относительности.
Вернадский придавал особое значение принципу единства пространства-времени. В пределах планеты, которую приходится изучать геологу, отсутствует однородное геометрическое пространство. Геологические объекты обладают разнообразными свойствами, структурными особенностями. Одно из проявлений такой разнородности — различные реальные кристаллические пространства. В их пределах по-разному организована материя (атомы, молекулы), по-разному проявляется симметрия.
Реальное пространство планеты крайне неоднородно, мозаично... Такая формулировка по старинке предполагает разделение пространства и времени. А если научно доказано их единство, то следует говорить о мозаичности пространства-времени. Когда мы исследуем структуру различных видов реального пространства, надо иметь в виду возможность структурных особенностей времени для каждого такого вида. ,
А если обнаруживается нарушение симметрии в реальном пространстве? Скажем, в веществе всякого живого организма? Тогда, по-видимому, диссимметрия должна распространяться и на время. То есть геометрическим выражением времени здесь будет полярный вектор, направленная линия. Для живых существ она будет означать направленные изменения от рождения к смерти, от одного поколения к другому, от одних форм к другим.
Симметрия мира—математическая абстракция. Словно материя обнаруживает два взаимосвязанных и противоборствующих свойства. С одной стороны, пространственная упорядоченность, симметрия. С другой — нарушение существующих пространственных структур, неизбежные изменения — проявление времени. Постоянная борьба и единство противоположностей: пространства — времени, симметрии — диссимметрии, покоя и движения...
Вернадский отмечал коренное отличие неорганической (неживой) материи от органической. Для первой мы не видим эволюции: сей час образуются минералы точно такие же, как и миллион, сто миллионов, миллиард лет назад. Однако здесь необходимо сделать оговорки. Особняком стоят радиоактивные минералы (об их бренности, то есть изменениях, у Вернадского сказано) и продукты жизнедеятельности. Кроме того, Вернадский считал правдоподобной гипотезу о самопроизвольном распаде всех химических элементов, из которых наиболее устойчивые нам кажутся неизменными. Наконец, Вернадский первым ввел время в минералогию, отметил постоянные изменения и превращения в мире кристаллов.
Но, может быть, в ходе геологического времени, в общей эволюции планеты отдельные химические соединения образуют замкнутые круговороты? В пределах подобных круговоротов время как бы возвращалось к исходной точке; направленный вектор времени превратился бы в круг. В идеале, конечно. Реальные природные тела иные, абсолютное подобие тут недостижимо, да и сами по себе минералы, пожалуй, хоть немного, почти незаметно изменяются: по характеру включений, примесей.
Об этом у Вернадского не сказано. Его работы, посвященные проблеме времени, написаны как-то не очень четко. Дело не в форме изложения мысли — она проста и точна, как обычно у Вернадского. И мысли достаточно ясны. Но все-таки изложение порой далеко от научной строгости, нередки повторения, возвращение к прежде высказанной мысли, уточнения, детализация и тут же опущен, казалось бы, важный аспект, не отточена формулировка. Память подсказывает одну из любимейших Вернадским тютчевских строк: «Мысль изреченная есть ложь». Кажется, словно ученый пытается высказаться так, чтобы вернее передать свои мысли, чувства. И это не всегда ему удается, возможно, потому, что идея не выкристаллизовалась, не укладывалась в строгие рамки логических построений.
В ответ на упрек критика (философа А. М. Деборина) в отсутствии четкой философской установки проблемы времени, Вернадский написал: «Дать четкую философскую установку проблемы времени! — Да на это не хватит жизни»…»
Симон Соловейчик, сборник «Час ученичества»(«Учение с увлечением») Москва, «Детлит», 1986г.
«…Но можно и еще более решительно перестроить свою работу так, чтобы освободить время для общего развития.
Вот что советовал учитель Василий Александрович Сухомлинский своим ученикам: после того, как вы вернулись из школы домой (если уроки в первой смене), всю вторую половину дня надо проводить отчасти на воздухе, отчасти за книгами, не относящимися прямо к урокам, отчасти — в кружках, на факультативных занятиях, за работой в саду, в спортивных секциях.
Почти весь день — любимым, и только любимым занятиям!
Но как же быть с уроками?
Сухомлинский советовал: делайте большую часть уроков утром, до школы.
Вставайте в 6 часов утра, и за два утренних часа вы поработаете успешнее, чем за четыре вечерних!
Утром голова человека работает продуктивнее, и задачи решаются быстрее, и все запоминается прочнее.
Утром никто и ничто не отвлекает. Никаких соблазнов.
Нелепо же вставать в шесть утра, чтобы играть с котенком!
Утром все делаешь хорошо и быстро, потому что деваться некуда. Цейтнот — нехватка времени. А в цейтноте — и при большом желании, и если нет страха — ум человеческий работает очень быстро.
Менделеев долгое время мучился над своей таблицей, но вот настал день, когда ему надо было надолго уезжать из города и отрываться от работы. Именно в этот последний день, в цейтноте, утром блеснула у него догадка, а к вечеру готовая «таблица Менделеева» была послана в типографию, и ученый уехал по своим делам.
Разумеется, для того, чтобы рано встать, надо и спать ложиться пораньше. Кстати, Сухомлинский напоминал ребятам, что сон до 12 часов ночи полезнее и приносит больше.отдыха, чем сон после 12-ти. Человек, который спит с 10 .часов вечера до 6 часов утра (8 часов), высыпается лучше того, кто спит с 11 вечера до 8 утра (9 часов).
Одна женщина с Дальнего Востока рассказывает, как она использовала совет Сухомлинского в своей семье.
У нее два сына-старшеклассника, в девятом классе и в десятом. Ребята сидели над уроками день и ночь, очень уставали, здоровье их пошатнулось, времени на любимые занятия не было. Что делать?
Установили такой режим: подъем в 5 часов 30 минут, зарядка, умывание, первый завтрак — стакан молока — 15 минут; 5 час. 45 мин.— 8 час.— приготовление уроков, 8 час.— второй завтрак (горячий); в 8 час. 15 мин.— уход в школу. После школы до 21 часа — время свободное. Перед сном (в 21 час) приготовить все по расписанию на утро.
«Не описываю, как мы волновались,— рассказывает мама.— Необычно, не верилось, что все это возможно, что вместо 4—6 часов занятий — 2 часа, и лишь изредка (смотря по расписанию) занятия вечером — например, когда перевод большой или две математики. Но ребята сразу оценили преимущества такого режима и только очень удивлялись: «Как же так, я стихотворение Маяковского ровно десять минут учил? Математика идет утром очень легко, запоминаешь тоже быстро».
. Ребята занимались по такому режиму целый год, стали хорошо учиться, и здоровье их улучшилось. Словом, утренние занятия пошли на пользу.
После долгих колебаний решено было рассказать об этой системе ребятам.
Некоторое время спустя вновь стали приходить отчеты об опыте. Все-таки это очень интересно — экспериментировать с самим собой!
«Вначале было страшновато: а вдруг просплю и пойду в школу с невыученным заданием? Но все-таки, несмотря на то, что учебный год подходил к концу, я начала жить по новому режиму. И теперь об этом не жалею.
Встал вопрос: как не проспать подъем? Но все получилось лучше, чем я ожидала. Вначале я просыпалась лишь по звонку будильника, а потом и без него. Ровно в 5.30 уже на ногах!
Сначала я теряла много времени попусту. Потом дела пошли на лад. Я действительно выучивала стихи буквально за 10 минут, параграф запоминала после одного прочтения. Результаты, как и ожидалось, отличные. Я перешла в 8-й класс с хорошими! оценками.
Вот уже прошла первая четверть нового учебного года. Я продолжаю жить по режиму Сухомлинского.
До свидания. Учение с увлечением!» (Мария Копач, г. Инта, Коми АССР.)
«Я занимаюсь по системе Сухомлинского неделю. Уроки теперь делать значительно легче. Советую всем, кто переходит на систему Сухомлинского, делать пусть короткую, но энергичную утреннюю зарядку. Времени, отведенного мной на уроки, хватает, даже остается. 1,5 часа вместо 3—4! Свободное время я провожу в основном над книгами. Самое трудное было — научиться быстро засыпать. А то вечером лежишь без сна, а потом «клюешь носом». Я сагитировал и моего друга Вову Злобина, и мы теперь занимаемся так вдвоем, хотя и по отдельности. Остальные ребята подшучивают. Но уверен, в будущем году «утренников» будет гораздо больше!» (В. С.)
Итак, «утренник» — это не праздник в школе. «Утренник» — это человек, который делает уроки утром...
Вот еще письма от «утренников» и «утренниц»:
«До этого я всегда делала уроки очень долго и томительно, всегда ужасно уставала. Никогда не оставалось времени на любимые занятия. Никогда я не выходила за пределы учебника.
Но вот я прочитала о совете Сухомлинского. Я решила испытать свою волю. Два дня вставать не хотелось, и вместо того, чтобы вникать в условие задачи или в содержание параграфа, я высчитывала, сколько минут мне бы осталось поспать, но я не сдалась — попробовала раз, другой, третий, никаких .сдвигов. Я снова стала делать уроки днем. Но вот задали нам решить дома очень трудную задачу. Сколько я ни билась — решить не могла. И я решила еще раз сделать ее утром.
Встала в 6 часов утра. Умылась, убрала свою постель и стала решать задачу. Я не думала ни о чем, кроме задачи, и решила ее за 30 минут. А вечером я ее решала примерно 2 часа. С тех пор я встаю в 5 часов утра и делаю уроки, а днем я читаю, гуляю, записалась в спортивную секцию. Вот как помог мне совет Василия Александровича!» (Люда Сазонова, г. Красноярск.)
«Я учусь в 5-м классе и занимаюсь в балетной школе. В общем, дел хватает. Часто я пропускала занятия в балетной школе из-за большого количества уроков, заданных в школе. А когда узнала об этом способе, я так обрадовалась, что и передать нельзя.
Теперь я прихожу из школы, немного гуляю, потом иду В'балетную школу. Утром просыпаюсь в 5 часов и превосходно делаю уроки. Теперь я хорошо стала заниматься и в общеобразовательной школе, и в балетной. Огромное вам спасибо» (Ольга Егорова, г. Куйбышев.)
«Решил я провести этот «опасный» эксперимент. Для меня он не опасен, так как я учусь во вторую смену. Но, встав сегодня в 6 утра, я с 6.30 начал делать уроки по трем предметам и сделал... за 40 минут против 1,5 часа. Я вот что могу сказать по этому поводу. Вряд ли здесь особенную роль играет то, что утром человек лучше запоминает, то есть что утром мозг работает лучше. Дело, видимо, в том, что утром легче сконцентрировать внимание на чем-то одном.
Постараюсь вести далее своего рода дневник, куда буду заносить все те данные, которые появятся» (Николай Жернаков, с. Наровчат, Пензенской области).
«Я решила попробовать делать уроки утром. Начала я на следующий день. За все время проведения этого опыта я ни разу не проспала. Вставала я около шести, иногда в полседьмого. Но утром я делала не только уроки, я занималась и другими делами. Всего у меня на уроки уходило минут сорок. Зато днем у меня было много свободного времени. И успеваемость повысилась. Опыт я проводила с 29 апреля, а сейчас уже 14 мая. Но вообще-то я не считаю, что у меня есть сила воли или твердый характер. Просто я привыкла делать так, как захочу. А когда делаешь то, что хочешь, и жить интересно» (Альбина Эрбис, д. Большая Чёнчерь, Тюменской области).
Однако обнаружились и затруднения.
Алла Москаленко из Челябинска никак не может встать утром: «Вот сегодня я хотела встать в 5 часов, и главное, меня разбудили честь по чести, и представляете, я не встала, вот не хватает воли подняться с постели, но я лежу с открытыми глазами и ругаю себя, что не поднимаюсь. Все равно не могу, и все».
А у восьмиклассницы Лиды Гаврюшиной из Москвы другая беда. «Трудно было засыпать в 9 часов вечера,— пишет она.— Но за неделю я привыкла к этому».
Наташе Левит из Ленинграда не разрешили делать уроки утром родители. «Я им доказывала, какую это приносит пользу, но они не согласились,— пишет Наташа.— Как мне быть?»
Валерий Шамшур из Казани спрашивает: «А стакан молока обязательно или можно чем-нибудь заменить? Я не очень употребляю его».
«Больших трудностей не было,— пишет Ирина К. из Свердловска,— только я боялась разбудить маму. Эксперимент удался, я учу все уроки за два часа. Спасибо за совет».
Однако были трудности и посерьезнее.
Надо предупредить, что опыт этот очень опасен, не всем он под силу.
«Сначала все было хорошо,— пишет Лариса Симонова из поселка Мяунджа, Магаданской области.— Я высыпалась и не ,уставала. Но сейчас мне хочется спать утром и днем! Одно время я спала днем по два часа, но все-таки жалко тратить два часа на сон: лучше почитать... Придется отказаться от этой системы и делать уроки днем. Жалко; конечно, но все-таки надо».
Может быть, Лариса поздно ложилась спать?
А может быть, она была очень напряжена, волновалась. Пока привычка не выработалась, организм перестраивается. А перестройка всегда ведет за собой перегрузки, и не все могут их выдержать, не все могут дождаться невесомости...
Но, пожалуй, точнее всех нашла причину своей неудачи десятиклассница Таня Кузякина из г. Фрунзе:
«Утром я вставала в 5 часов 30 минут и садилась за уроки. До начала школьных занятий я успевала делать все. Первую неделю учителя меня не спрашивали, а со второй недели спросили. Ответы были на удивление хорошие, и это даже заметили в классе. В конце третьей недели успеваемость начала постепенно снижаться — я получила две тройки, а на четвертой неделе наступил кризис: уже не хотелось рано вставать, сильно болела голова, то есть наступило большое переутомление. Безусловно, опыт провалился, и было очень трудно восстанавливать первоначальный режим, то есть учить уроки вечером. , Но я решила все-таки написать вам, потому что, как я думала, я нашла причину этого провала.
Все дело в том, что свободное время у меня пропадало. Я приходила из школы и ничего не делала или все время читала книги; у меня не было увлечения, любимого дела. Самое главное: чтобы время не улетало безвозвратно и чтобы обязательно было любимое дело, любимое увлечение или занятие спортом».
Совершенно верно!
Если не знаешь, на что употребить свободное время, то зачем же рано вставать?
Режим Сухомлинского требует больших душевных сил, а силы надо восстанавливать любимыми занятиями. Увлечение — вот что дает силы.
ОПЫТЫ НА СЕБЕ
Первый опыт этой серии — с «решеткой времени». Как его проводить, понятно. Выиграет тот, у кого хватит терпения как можно больше дней подряд записывать свой расход времени в часах. Особенно аккуратничать не стоит, иначе записи могут занять весь день. Короткие, сокращенные или зашифрованные заметочки в тетрадке — этого будет вполне достаточно.
Второй опыт — для храбрых: постепенно (лучше постепенно, а не сразу!) часть уроков переносить на утро. Кому страшно, переносить то, что полегче. Если первый опыт можно делать втайне от всех, то насчет второго правильнее посоветоваться с мамой и заручиться ее согласием. Иначе просто сочтут за лентяя и будут ругать: «Вот, весь день пробегал, уроков не выучил и теперь встал ни свет ни заря, весь дом поднял!» Зачем лишние неприятности?
Но каким бы опытом мы ни занялись, будем помнить главное: для чего нам нужно свободное время. Вовсе не для того, чтобы бегать по улицам!
Оно нужно для чтения умных книг, для работы в библиотеке, для занятий в кружке — для общего развития.
Главный резерв времени дают не все эти наши ухищрения, а только общее развитие способностей, которое помогает быстрее схватывать материал и прочно усваивать его.
Опыты же нужны лишь для того, чтобы выйти из порочного круга: чем больше сидишь над уроками, тем больше сидеть приходится…
…повторяем операцию, учитель тоже видит, что мы делаем, и имеет возможность поправить: «Нет, не так берись, а вот так».
Но вот мы решаем задачу у доски и не можем решить. Учитель говорит: «Ну думай, думай, думай же!» А что это значит? Что именно надо делать? Учитель показать этого не может, он только повторяет: «Думай, соображай!» Мы стоим и соображаем, но никто в целом мире не сказал бы, думаем ли мы в этот момент или мечтаем о мороженом, и если думаем, то правильно или неправильно, и если неправильно, то в чем именно мы ошибаемся. Никто не может влезть к нам в голову и понаблюдать происходящее в ней.
Научить думать — самая трудная задача учителя.
Научиться думать — самая трудная задача ученика.
Все неприятности в школе, все нежелание учиться, все плохие отметки — все происходит большей частью оттого, что мы или не умеем думать, или, чаще, не хотим думать, потому что думать тяжело. Умственный труд тяжелее физического, человек быстрее устает, да и результаты не всегда налицо.
Когда копают канаву или то.чат детали, то хорошо ли мы работали, плохо ли, а все же что-то сделали, что-то есть после нашей работы, что-то изменилось. Но можно продумать день, два, три, год и ничего не придумать, все впустую, словно и не > работал, не трудился. Можно просидеть над задачкой три часа и не решить ее, так что начинает казаться, что и нечего было сидеть. Умственный труд, в отличие от физического, часто не приносит никаких результатов, несмотря на все наши старания и даже несмотря на умение. Конечно, школьный умственный труд не бывает слишком тяжелым. Учителя выбирают такие задания, чтобы они были по силам неокрепшему уму, чтобы их можно было выполнить. Для каждого возраста, для каждого класса — свой потолок трудности. Но некоторые ребята не выдерживают и этой небольшой нагрузки и, еще не успев надорваться, перестают думать — перестают заниматься умственным трудом. Они ходят в школу, что-то отвечают, что-то делают, но каждый раз, когда надо приложить умственные усилия, они пасуют. Или спишут задачку, или еще как-нибудь обойдутся. Постепенно они совсем отвыкают думать, и вот тогда-то учение и становится настоящим мучением, адом. Учение без умственного труда, без думания, невозможно. Оно нестерпимо скучно.
А кто постепенно разовьет в себе это главное человеческое умение — умение думать, кто приучит себя думать, у кого появится лучшая из лучших привычек -— привычка всегда, постоянно думать, тот будет учиться с увлечением. Потому что умственный труд, как никакой другой, сам в себе таит радость и обладает замечательным свойством: чем больше работаешь умом, тем больше работать хочется…
…Так от примитивного ощущения мы переходим к сложному восприятию мира. А от простого, житейского представления? От представления — к научному понятию.
Мы говорили о том, как беден был бы человек, если бы у него не было способности к представлениям, если бы он не умел представлять себе явления в своем сознании.
Но жить, но действовать, но преобразовывать мир, имея одни только представления, одну только память о виденном и слышанном, невозможно. Человек познает свойства и закономерности мира, учится подчинять себе мир тем, что постигает его сущность, старается не только представить себе мир, но и понять его — создает понятия о мире.
Каждый ребенок представляет себе, что такое твердое тело, и отличает его от мягкого и жидкого. Он видал и трогал камни, куски железа, трогал стенку и машину во дворе и знает, что если в твердое ткнуть пальцем — больно. У каждого ребенка есть не только представление о камне или металле, но и понятие о твердости. Таких простых житейских понятий огромное множество у всех людей, даже у тех, кто никогда не учился. Но вот человек идет в школу, доучивается до шестого класса и узнает на уроке физики, что главное свойство твердого тела — сохранение объема и формы. А в седьмом классе он узнает, что твердыми телами называются тела, которые имеют кристаллическое строение. Он получает научное понятие о твердом теле и великое множество других научных понятий в самых разных областях жизни — от зоологии до литературы.
Научное понятие отличается от житейского не тем, что оно «точнее», или «яснее», или «правильнее»: оно принципиально другое, оно по-другому образовано, по-другому появилось на свет, не так, как житейское. Житейские понятия постепенно вырабатываются у человека, когда он сталкивается с похожими друг на друга вещами и начинает замечать общее между ними. Он видит блин, сковородку, колесо, подсолнух, солнце и получает понятие о круглом. Блин и солнце объединяются в его сознании тем, что оба эти «предмета» кажутся круглыми, хотя на самом деле блин — плоский, а солнце — шар и хотя между солнцем и блином ничего общего нет. Научные же понятия возникают в результате глубокого, долгого изучения учеными сущности вещей, их изменения и развития, их отношений между собой. Чтобы возникло научное понятие о твердом теле как теле кристаллическом, нужно было долгое развитие науки, борьба мнений и учений, сложнейшие многократные эксперименты. Каждое научное понятие, даже такое простое, как понятие о твердом теле, заключает в себе огромной сложности путь, пройденный всем человеческим познанием. Пока отдельный человек живет понятиями, которые он сам выработал в своем собственном опыте, он еще не человек в полном смысле этого слова, его сознание еще не отражает всего пути развития человечества, его сознание беднее бедного. Но когда он начинает учиться в школе, он приобретает научные понятия — то есть понятия, отражающие опыт и мысль всего человечества. Он приобщается к человечеству, начинает мыслить общечеловеческими понятиями и, главное, научается оперировать этими общечеловеческими, научными понятиями — начинает мыслить так, как свойственно мыслить людям.
На первый взгляд дело обстоит просто: значит, надо выучить, запомнить, что твердое тело — кристаллическое, что постоянные ветры, дующие от поясов высокого давления к экватору,— это пассаты, что отношением одного числа к другому называется частное от деления одного числа на другое, что однородными членами предложения называются члены предложения, соединенные между собой сочинительной связью, и так далее, и так далее, и так далее...
Но в том-то и особенность научных понятий, что их практически невозможно выучить наизусть, зазубрить. На этом и спотыкаются многие ребята, потому у них учение идет плохо, не вызывает никакого интереса. Научное понятие, даже если его получаешь из рассказа учителя или из учебника, то есть в готовом, казалось бы, виде, все равно требует работы ума, похожей на работу всех тех ученых, которые создавали понятие. Чтобы получить понятие об окружности, мало сравнить между собой блин и солнце, надо мысленно взять циркуль и провести окружность так, чтобы понять, что все точки ее равно удалены от центра, от ножки циркуля.
Понятия вырабатывались людьми в процессе труда, деятельности, когда люди пытались делать те или иные вещи. И в голове каждого человека понятие отражает весь этот процесс труда, оно отражает происхождение вещей, оно и есть мысленное создание всех вещей и явлений. Если бы люди только глядели на мир любопытным взглядом, только созерцали его, они никогда не выработали бы научных понятий. Но люди действовали, производили вещи, мастерили, пытались подчинить себе различные материалы, учились ковать и лить металл, выращивали новые растения, обрабатывали дерево, боролись с болезнями — и во всех этих трудах вырабатывали научные понятия, наиболее точно отражающие суть вещей, их происхождение и развитие. И каждый раз они старались в сознании своем ухватить эту суть, проследить это развитие, отвлечься (говорят — абстрагировать ся) от случайных примет и признаков, выбрать из миллионов признаков каждого предмета самые главные, неизменные, определяющие его развитие — и каждый раз они в голове своей воспроизводили эту суть предметов в ее развитии, то есть понимали явление, то есть создавали понятие. Каждый раз они в голове своей, в сознании, за малые доли секунды и даже не замечая этого, воспроизводили весь процесс выработки понятия и закрепляли его в одном слове (пассат, отношение), выражении (однородные члены, твердое тело), или в схеме (чертеж машины, схема внутреннего строения майского жука, схема отношения между членами предложения), или в модели.
Когда я говорю, что твердое тело — это тело кристаллическое, я фактически создаю в уме не представление о твердом теле в житейском понимании его, то есть я не представляю себе кусок камня или железа, а мгновенно создаю в уме модель твердого тела — вижу кристаллическую решетку, которую очень трудно нарушить именно потому, что это решетка; вижу, в каком отношении находятся между собой молекулы и атомы, и понимаю, что надо сделать, чтобы твердое тело перешло в жидкое состояние, а затем в газообразное. Точнее говоря, ничего этого я не вижу, но в моем сознании возникает точная модель твердого тела, которую, если мне нужно, я могу и рассмотреть внутренним своим взором и исследовать. Теперь, для того чтобы сказать что-то существенное о физике твердого тела, мне можно и не подходить к микроскопу: если у меня достаточно знаний, я могу мысленно, теоретически исследовать эту модель, высказать какие-то новые предположения о строении твердого тела и потом попросить экспериментаторов проверить мои предположения на опыте. Я могу заниматься теоретической деятельностью, то есть оперировать не вещами, а мысленными моделями вещей — моделями, которые отражают характерные свойства вещей и находятся в моем сознании.
Теоретическая деятельность, работа с мысленными моделями и изучение свойств и законов мира — это и есть мышление. Действовать с вещами в какой-то степени может и животное, но к теоретической деятельности оно не способно ни в коей мере: никакое животное не умеет оперировать мысленными моделями. И человек ни за что, никаким способом не может научиться теоретической деятельности, если он не учился (в школе или сам), не умеет вырабатывать понятия, создавать мысленные модели вещей и явлений и оперировать этими моделями. Но пока человек хоть в какой-то степени не научится теоретической деятельности, не научится вырабатывать понятия, не выработает их в достаточном количестве, не научится сопоставлять, сравнивать, изучать мысленные модели действительности, до тех пор он и не совсем человек, не в полном смысле человек, потому что он не обладает важнейшей способностью человека — мыслить в научных понятиях. Эта способность легче всего и естественно развивается в школе.
Человек должен учиться потому, что он человек: не учась, он не в состоянии приобрести важнейшие человеческие качества. Потому наше государство и отдает столько средств и сил, чтобы предоставить каждому возможность долго и хорошо учиться в школе: цель нашей страны не только производство вещей, не только материальное благосостояние людей (без него, разумеется, не может быть и духовной культуры), но, главное, развитие самих людей, их высших способностей. Приближение каждого человека к Человеку. Способность мыслить непременно нужна людям всех профессий, на всех работах, потому что без нее человек не может проявить себя как человек. Только способность и возможность мыслить приносит человеку человеческое удовлетворение, приносит радость, помогает трудиться долго и упорно и при этом чувствовать себя человеком, чувствовать свою связь с народом и человечеством.
5.
Теперь мы можем точнее представить себе, что же происходит в нашем сознании, в нашей голове, когда мы учимся, познаем мир, какая цепочка выстраивается:
ощущение — память о нем, то есть представление — обогащенные представлениями восприятия — память о них, знания — еще более богатые восприятия и представления — простые житейские понятия — затем скачок, который невозможно сделать без школы, скачок к научному понятию — память о них — и еще более сложное, на понятиях основанное восприятие мира — и еще более сложные представления, еще более сложные знания (представления и понятия).
Вот, следовательно, что такое знания: набор сложных представлений и научных понятий, умение создавать их в сознании и пользоваться ими для развития знания и для практической деятельности. Знаний без умений обращаться с ними не бывает, и умственных умений без знаний тоже не бывает, неоткуда им появиться.
Знания невозможно приобрести без усилий мысли, без умственного труда, но и само мышление невозможно без знаний.
Что такое мысль? Мысль невозможна без вопроса. Путь от вопроса к ответу — это и есть мысль. Вырабатываем понятие — значит, стремимся ответить на вопрос, «что это такое», и ответить точно. Решаем задачу — значит, есть вопрос, заложенный в задаче, и мы стремимся ответить на него, думаем. Думать без вопросов невозможно. Когда человек идет по улице и мечтает о том, как будет хорошо, если его сегодня не вызовут, то хотя его и могут спросить: «О чем ты задумался?» — вопрос этот будет не совсем правильный, потому что человек наш вовсе ни о чем не думал, он мечтал, а это совсем другое дело, другое занятие. Многие люди проводят большую часть времени в мечтах, и не так уж многие способны постоянно думать, то есть искать ответы на вопросы, причем на ценные, важные для человека вопросы, и при этом оперировать не житейскими представлениями, а научными понятиями. Когда человек много думает, у него возникают новые вопросы — и это, может быть, самое ценное. Вопрос иногда бывает ценнее ответа.
Школа заставляет нас именно думать и тем самым учит думать, потому что научиться думать можно только на практике, только думая над многими научными вопросами. В учебнике географии сказано: «...У поверхности Земли из областей высокого давления воздух направляется к экватору и в умеренные широты (подумайте, почему?)». Так и написано: «Подумайте, почему?». Но эти слова можно было бы поставить после любой фразы в любом учебнике: подумайте, почему!
Чтобы найти ответ, нам надо знать все, что прежде проходили в школе, и приложить усилие мысли, то есть найти ответ. Но на пути мысли как ученого, так и школьника всегда стоит барьер. Если бы его не было, мысль текла бы легко и свободно, никакого усилия не надо было бы, никакого умственного труда бы не существовало. Но всегда есть барьер, и всегда есть такой миг, который очень трудно описать, над пониманием которого бьются много лет ученые и который как бы ускользает от нас: драгоценный миг рождения догадки, нахождения ответа, миг рождения мысли. Перепрыгивание через барьер. Для перепрыгивания через барьер на стадионе нужна определенная сила, нужен определенный навык и нужна храбрость: если одного из этих качеств нет, то не перепрыгнешь ни за что. И точно так же для рождения мысли. Чтобы появилась мысль, нужна «сила», то есть знания, нужны навыки и нужна храбрость, уверенность в себе, которая сама приходит к тому, кто часто задумывался над разными вопросами и знает, что стоит как следует подумать, потолкаться мыслью в разные возможные ответы, как вдруг с необычайной ясностью возникает в голове истинный, красивый ответ, и вместе c ним возникает прекрасное чувство облегчения, радости и гордости. Так человек испытывает радость умственного труда…»
Симон Соловейчик, сборник «Час ученичества»(«Учение с увлечением») Москва, «Детлит», 1986г.
«…Но что это конкретно значит — действовать в уме с мысленными моделями? Как именно действовать?
На такой вопрос в этой книге ответить невозможно. Пришлось бы переписать, по сути, все школьные учебники. Потому что в каждой науке — свой набор умственных операций. Для того и проходят в школе разные предметы, чтобы научиться всем этим действиям. Нелепо говорить: «Мне зоология не нужна». Зоология, быть может, и не будет нужна, но те умственные операции, которым мы обучаемся на зоологии, необходимы.
Из многих умственных операций, какие только вообще могут быть, остановимся только на одной, потому что овладеть этой операцией в совершенстве — значит научиться учиться. Эту операцию можно назвать так: узнавание, опознание.
...Одного ученика спросили: почему танк может идти по глубокому снегу, а собака не может?
Ученик думал, думал, наконец обижеппо ответил:
— А собака вообще никакого отношения к физике не имеет! Это классический пример неумения применять знания на
практике, пример формального знания. Ученик знал, что давление равно силе, поделенной на площадь той поверхности, на которую эта сила действует перпендикулярно. И если бы его спросили, почему не проваливается лыжник, он, возможно, ответил бы. Пример с лыжником приведен в учебнике физики. Но танк? Но собака? Про собаку в учебнике ничего не сказано — «это мы не проходили, это нам не задавали...».
Три четверти — а может, и больше! — всех школьных затруднений выражают такими словами:
— Знаю правило, но не умею применять!
— Знаю.геометрию, но не умею решать задачи!
— Знаю грамматику, а пишу с ошибками!
Сложность заключается в том, что в жизни — там, где приходится решать практические задачи вроде задачи про танк и собаку,— в жизни правила существуют в скрытом от глаза, измененном виде. В задаче про танк и собаку надо было увидеть другую, знакомую и простую задачу расчета силы давления. Но ученик этой знакомой задачи не узнал, а стал, видимо, вообще размышлять о танках и собаках — размышление заведомо бесплодное.
Что значит «применять правило»? Это значит обнаружить тот случай, когда его можно безошибочно применить, и дальше действовать по правилу. Трудность не в том, чтобы знать правило,— это легко, и не в том, чтобы действовать по правилу,— это тоже легко, это работа памяти. А вот знать, где правило
«работает», увидеть в новой задаче старую, увидеть в вопросе возможность применить какое-то из известных правил — вот в чем главная трудность! И про того, кто не справляется с ней, говорят, что он не умеет применять знания на практике, а правильнее было бы говорить, что у него нет знаний. Ибо путь к знанию не кончается с выработки понятий, а только, по сути, начинается: от общего понятия теперь надо подниматься к множеству конкретных случаев и явлений жизни, потому что в жизни существует только конкретное. В жизни есть танки, собаки, мальчики на лыжах и без лыж, но никто еще не видел, чтобы по снегу ползла формула давления. И все-таки она, эта формула, есть, она незримо действует всюду, где есть давление, и всюду надо научиться ее распознавать, несмотря на то что она каждый раз выступает в другом обличье: то мальчиком, то танком, то собакой.
Каждое понятие, каждую формулу, каждое правило можно сравнить с человеком, с которым ты когда-то был знаком и который время от времени появляется в толпе незнакомцев, но каждый раз переодевается: наклеивает усы или бороду или красит волосы. Узнать его очень трудно! Единственный способ справиться с этим «злодеем» состоит в том, чтобы каким-то образом почаще встречать его, и встречать именно в новых, неожиданных ситуациях. Надо на практике привыкнуть к его немыслимому коварству и быть готовым к встрече, чтобы вовремя воскликнуть: «А, вот ты кто! Я тебя знаю!»
Море фактов перед нами — как толпа людей в огромном городе. Все они выглядят новыми, незнакомыми, чужими. Но приглядимся внимательно! Почти в каждом факте кроется что-то знакомое, что-то такое, что «проходили» и что «задавали». Кто легче узнает знакомое в незнакомом?
Тот, кто тверже знает главные приметы «злодея» — главные пункты и части правила.
Тот, кто чаще с ним встречается.
Тот, у кого тренировкой развит острый взгляд.
Чтобы преодолеть трудность «знаю, но не умею», или, иначе говоря, для того чтобы научиться узнавать знакомое в незнакомом, общее — в конкретном, выход один: больше работать над выработкой понятий, выведением правил и формул, делать как можно больше сложных и разнообразных упражнений, в которых знакомые правила «неожиданно» выныривают в самых невероятных условиях, потом исчезают надолго и вновь появляются, когда вовсе не ждешь их, когда уже и забыл про них. Но мы должны быть готовы к встрече. И вот в этих-то столкновениях и развивается острый взгляд, способность к пониманию сути вещей, развивается ум, и постепенно становится все легче и легче опознавать старое в новом, и постепенно каждая задача перестанет пугать нас своей необычностью и дикостью — мы в мгновение ока увидим в ней другую задачу, которую ужа решали когда-то.
Никакого другого способа преодолеть разрыв между знанием и умением на свете нет: только в самостоятельные упражнениях на «опознание» знакомого в незнакомом.
...Прислушаемся: шумно в наших тихих комнатам, когда мы садимся работать. На тысячу голосов, на сотни языков гудит учащаяся земля; и от напряжения мысли, от суровых попыток постичь тайны земли и ее истории, законы всего живого и неживого, от всего этого напряжения, кажется, сгущается воздух.
Ми-л-лиарды людей на земле, тысячи миллиардов драгоценных мыслей реют над землею, украшая ее... В час нашей работы рождается еще одна мысль, пусть маленькая., крошечная, незрелая... Но она рождена, есть, живет, будет расти. Одной мыслью на земле стало' больше, и когда-нибудь веселым колокольным звоном будут приветствовать этот час рождения мысли!
Пусть нас всегда волнует час работы и. его приближение. Это самый человеческий час в человеческой жизни. Час, когда мы по праву можем называть себя людьми..
ОПЫТЫ НА СЕБЕ
Эта серия опытов самая ирудная хотя бы потому, что здесь нет и не может быт/ь конца. «Опььтьи» такого рода надо начинать немедленно, а продолжать... до окон-чашья школы*? Нет, всю жизнь.
Вот некоторые еоваты, не слишком легкие, но все же вполне доступные каждому.
1. Развиваем способность к представлениям. Способ простой, его предлагает Таня Деревянко из села Арзгир, Ставропольского края: «Если.сказано, к примеру, что каменный уголь залегает на юго-западе Англии, то я должна ясно представить себе этот остров и его юго-запад. Если же просто заучивать слова, зубрить, то это равносильно тому, что совсем не учить, так как в будущем этот текст совершенно изгладится из памяти, потому что мы не знаем его смысла. Такой ученик, который вызубрит параграф, может запнуться в самом неожиданном месте предложения, там, где все ясно если судить по смыслу предложения».
Сказано точно. Каждое предложение в учебнике, каждое описание надо стараться представить себе — создать в сознании представление, картину, по возможности более полную. Когда изучаешь учебник, в уме должен идти нескончаемый спектакль — представление всего того, о чем говорится в учебнике. Не будем допускать пустой сцены — пустоты в голове!
2. Учимся вырабатывать научные понятия. Для этого крепко держим в голове разницу между представлением и научным понятием. Если встретилось в учебнике истории слово «феодализм», то мало представить себе помещика и крепостного, а надо не полениться еще и еще раз, заглянув в соответствующее место книги, точно усвоить, в чем состоит сущность феодализма, из каких отношений -вырос феодализм, как он развивался, в каких формах существовал в разных странах. Ничего приблизительного, только точное, полное и ясное понимание! Научные понятия — основное наше богатство, его надо увеличивать, используя каждую возможность. Такой способ учить уроки поначалу покажется очень неэкономным; мы скоро с ужасом убедимся, как мало у нас точных и ясных понятий. Но с каждым днем дело пойдет быстрее и быстрее, все меньше нужно будет возвращений и повторений, и в результате мы сэкономим массу времени и приобретем твердые знания на всю жизнь, не говоря уже о том, что постепенно выработается драгоценное стремление к точному уяснению вещей, к ясному знанию: стремление, которое доставляет нам много хлопот и еще больше радости и уверенности в себе.
3. Учимся думать. Сделаем своим девизом простые слова: «Подумай, почему?» После каждой фразы в учебнике вспомним: «Подумай, почему?» Не будем торопиться говорить себе: «Это понятно», вообще не будем торопиться. Чем проще кажется материал, тем обычно труднее отвечать на вопросы «почему?», поставленные после каждой фразы. Убедиться в этом легко, например, на учебнике ботаники. Многие считают, что это легкий предмет: выучи, да и дело с концом. Но поставьте в этом учебнике вопросы после каждой фразы, и вы увидите, что на половину из них вы не сможете ответить! И уж конечно, особенно бдительными надо быть с учебниками математики. Стоит один раз забыть о вопросе «почему?», проскочить мимо непонятного места — и весь урок пошел насмарку.
4. Учимся применять знания. Обычно думают, что применять знания можно, только в практической работе: в кружках, в мастерских и так далее. Но гораздо труднее выработать привычку применять знания на каждом шагу. По дороге из школы присмотримся вокруг — тысячи вопросов из физики окружают нас! Когда мы открываем новую книжку, не будем думать, будто она не имеет никакого отношения к тому, о чем говорили на уроках литературы. Когда мы пишем письмо дедушке, не будем надеяться на то, что дедушка не поставит отметки и можно писать безграмотно. Когда мы смотрим передачу «Клуб путешественников», то не будем думать, что сейчас мы отдыхаем и потому можем напрочь забыть учебник географии. Вся жизнь вокруг школы — отчасти и арена для сражения за знания, поле для применения и развития знаний. Попробуем прожить таким образом хоть неделю, постоянно задаваясь вопросами, попробуем самостоятельно найти ответ хоть на некоторые из них, и мы с удивлением увидим: школьные знания, о которых мы склонны были думать, что они не очень-то и нужны нам,— эти самые школьные знания в неявном виде окружают нас со всех сторон.
5. Учимся проверять понимание. Все знают, как проверить, запомнил материал или нет: надо повторить его вслух или про себя. Но как проверить понимание? Повторение обманчиво, никогда не знаешь, что же сработало — ум или просто память. Так как же? Надо поставить перед собой два вопроса:
а) понимаешь ли дальнейшее?
б) сохранился ли интерес к материалу?
Если вдруг стало непонятно, значит, непонятное осталось позади. Вернись и пойми!
Если стало скучно, значит, ты ничего не понимаешь!
Интерес к занятиям — вернейший признак понимания. Понимание рождает увлечение, а увлечение помогает пониманию…»
Кен Кейес «Руководство к достижению высшего сознания» Самиздат (книга времён хиппи)
«…Состояние спокойствия - это и цель и средство, c помощью которого вы можете сделать свою жизнь эффективной» полностью настроившись на настоящий момент своей жизни, вы обнаружите, что вы всегда имеете достаточно, чтобы испытывать радость от каждого момента своей жизни. Единственная причина того, что вы не испытываете счастья в каждое мгновение, состоит в том, что вы заполнили свое сознание мыслями о том, чего у вас нет, или пытались держаться за то, что У вас есть, но что в данное время в жизни больше не годится. Жить Здесь и Сейчас, а не в прошлом или будущем - вот оптимальный ключ для взаимодействия с людьми и окружающим миром. Смысл принципа Здесь и Сейчас хорошо показан в дзэн-буддийской истории о монахе, за которым гнались два тигра. Он подбежал к краю скалы и оглянулся. Тигры были почти рядом. Заметив ветвь дерева, свисающую со скалы, он стал по ней спускаться вниз. Затем он увидел, что тигры ждут его и внизу. Он посмотрел наверх и увидел, что две мыши уже почти перегрызли ветвь дерева, на которой он висел. И в этот миг он увидел прекрасную землянику, до которой можно было дотянуться рукой. Он сорвал ее и с удовольствием съел самую вкусную землянику в своей жизни!
Хотя несколько минут отделяли его от смерти, монах смог испытать радость Здесь и Сейчас. Наша жизнь постоянно посылает нам и «тигров» и «землянику». Но даем ли мы себе возможность насладиться этой земляникой? Или мы используем наше бесценное сознание только для того, чтобы беспокоиться о тиграх?
Заметьте, что монах среагировал на опасность физическую самым разумным образом. Он, как мог, удирал от тигров, и стал спускаться со скалы по свисавшей с нее ветви дерева. И, сделав это, он полностью остался Здесь и Сейчас, чтобы радоваться всему, что бы ему ни послала жизнь. И хотя смерть была совсем рядом, он не позволил мысли о будущем повергнуть себя в ужас. Сделав все, что можно было сделать, он использовал свое сознание для того, чтобы получить радость от каждого момента своей жизни.
Есть пословица - трус умирает тысячу раз, а смелый только один раз. Для каждого из нас смерть - это часть нашего будущего. Но нам нет необходимости становиться тем, что экзистенциалисты называют «живыми мертвецами»
Всегда можно найти что-нибудь, что мы можем преувеличить до такой степени, что это будет угрожать нашим зависимостям от безопасности, ощущений или власти. Или мы можем сознательно исполнить все, что нужно сделать, и затем обратить свое сознание на все, что может дать нам радость. А у нас всегда есть достаточно для счастья, если мы получаем радость от того, что имеем, и не тревожимся о том, чего у нас нет...»
Лев Толстой «Исповедь»
«…Давно уже рассказана восточная басня про путника, застигнутого в степи разъяренным зверем. Спасаясь от зверя, путник вскакивает в безводный колодезь, но на дне колодца видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный, не смея вылезть, чтобы не погибнуть от разъяренного зверя, не смея и спрыгнуть на дно колодца, чтобы не быть пожранным драконом, ухватывается за ветви растущего в расщелинах колодца дикого куста и держится на нем. Руки его ослабевают, и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его; но он все держится, и пока он держится, он оглядывается и видит, что две мыши, одна черная, другая белая, равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают ее. Вот-вот сам собой обломится и оборвется куст, и он упадет в пасть дракону. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли меда, достает их языком и лижет их. Так и я держусь за ветки жизни, зная, что неминуемо ждет дракон смерти, готовый растерзать меня, и я не могу понять, зачем я попал на это мучение. И я пытаюсь сосать тот мед, который прежде утешал меня; но этот мед уже не радует меня, а белая и черная мышь — день и ночь — подтачивают ветку, за которую я держусь…»
Хороший сайт с литературой:
www.psychology.ru\library\
Каталог книжной полки
Каталог текстов
Этические стандарты психолога
Учебная
Лурия А.Р.
Лекции по общей психологии
Гиппенрейтер Ю. Б.
Метод интроспекции и проблема самонаблюдения
Неосознаваемые процессы
Общее представление о психологии как науке
Характер
Годфруа Ж.
Происхождение слова "психология"
Чем занимаются психологи?
Петухов В. В.
Типология индивидуальности
Петухов В. В., Столин В. В.
Предмет и задачи психологической науки и практики
Научная
ан Нгуен-Ксуан
Ментальные модели физических явлений, связанных с повседневной жизнью (на
примере электричества)
Блюм Г.
Структура характера у взрослых
Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М.
Айзенка личностные опросники
Браун Дж.
Фрейд и постфрейдисты
Василюк Ф.Е.
Пережить горе
Вундт В.
Задача психологии
Выготский Л.С.
К вопросу о динамике детского характера
Ганнушкин П.Б.
[Особенности эмоционально-волевой сферы при психопатиях]
Клиника психопатий: их статика, динамика, систематика
Джемс У.
Воля
Поток сознания
Донской М.
Пользовательский интерфейс
Дорфман Л.Я.
Воплощения и превращения как формы взаимодействий индивидуальности с миром
Дружинин В.Н.
Диагностика общих познавательных способностей
Дункер К.
Структура и динамика процессов решения задач
Егорова М.С., Зырянова Н.М., Малых С.Б., Мешкова Т.А., Пьянкова С.Д.,
Черткова Ю.Д.
Генетические и средовые детерминанты когнитивного развития: лонгитюдный
анализ
Жане П.
Эволюция памяти и понятия времени
Зинченко П.И.
Непроизвольное запоминание и деятельность
Келли Г.
Процесс каузальной атрибуции
Клайн П.
Конструирование тестов других типов
Личностные опросники, разработка заданий
Климов Е. А.
Индивидуальный стиль деятельности
Кривцун О. А.
Психологические корни эротического искусства
Леви-Брюль Л.
Первобытное мышление
Леонтьев А.Н.
Воля
Образ мира
Личко А. Е.
Психопатии и акцентуации характера у подростков
Лурия A. P.
Маленькая книжка о большой памяти
Маслоу А.
Самоактуализация
Мерлин В. С.
Отличительные признаки темперамента
Мерло-Понти М.
Кино и новая психология
Мещерякова С.Ю., Авдеева Н.Н., Ганошенко Н.И.
Изучение психологической готовности к материнству как фактора развития
последующих взаимоотношений матери и ребенка
Митина О.В., Петренко В.Ф.
Синергетическая модель динамики политического сознания
Морен Э.
Кино, или воображаемый человек
Небылицын В. Д.
Темперамент
Олпорт Г.
Личность: проблема науки или искусства?
Петровский В.А.
Идея свободной причинности в психологии
Петухов В. В.
Образ мира и психологическое изучение мышления
Пиаже Ж.
Психологическое объяснение и проблема психофизиологического параллелизма
Жан-Клод Брангье. Беседы с Жаном Пиаже
Похилько В.И.
Когнитивная дифференцированность
Рибо Т.
Анализ воображения, интеллектуальный фактор
Анализ воображения, эмоциональый фактор
Закон развития воображения
Роджерс К.
Несколько гипотез, касающихся помощи в росте личности
Что значит "становиться человеком"
Сандомирский М.Е., Белогородский Л.С., Еникеев Д.А.
Периодизация психического развития с точки зрения онтогенеза функциональной
асимметрии полушарий
Сафронов А.Г.
Социально-индуцируемые неврозы
Северцов А. Н.
Эволюция и психика
Тарабрина Н.В., Лазебная Е.О., Зеленова М.Е., Петрухин Е.В.
Уровни субъективно-личностного восприятия и переживания "невидимого" стресса
Теплов Б. М.
Способности и одаренность
Титченер Э.
Два уровня сознания
Очерки психологии
Толмен Э.
Когнитивные карты у крыс и у человека
Поведение как молярный феномен
Тхостов A. Ш.
Топология субъекта
Уотсон Дж.
Психология с точки зрения бихевиориста
Фейдимен Дж., Фрейгер Р.
Абрахам Маслоу и психология самоактуализации
Феофраст
Характеры
Фрейд З.
Забывание иностранных слов
Разделение психической личности
Я и Оно
Фрумкина P.M.
Культурно-историческая психология Выготского-Лурия
Хекхаузен Х.
Экстринсивная и интринсивная мотивации
Челпанов Г.И.
Классификация душевных явлений
Об экспериментальном методе в психологии
Эльконин Б.Д., Зинченко В.П.
Психология развития
Юнг К.-Г.
Личное и сверхличное, или коллективное бессознательное
Психология и Интернет
Рубрика в Психологическом Журнале РАН
Ромек В.Г., Сатин Д.К.
Сохранение надежности многофакторных тестов при их использовании в сети
Интернет
Жичкина А.Е.
О возможностях психологических исследований в сети Интернет
Тезисы секции "Психологические аспекты деятельности человека в Интернет-среде"
2-ой Российской конференции по экологической психологии
Войскунский А.Е.
Психологические аспекты деятельности человека в интернет-среде
Арестова О.Н., Бабанин Л.Н., Войскунский А.Е.
Психологическое исследование мотивации пользователей интернета
Бабаева Ю.Д.
Одаренные дети и компьютеры
Войскунский А.Е.
Психологические исследования феномена интернет-аддикции
Сатин Д.К.
Интернет как среда проведения психологических исследований
Смыслова О. В.
Методы полевого психологического исследования в сообществе хакеров
Чудова Н.В.
Особенности образа Я "жителя" интернета
Философия
Кант И.
О характере как образе мыслей
Мамардашвили М. К.
Проблема человека в философии
Беседы о мышлении
Кантианские вариации
О философии
Проблема сознания и философское призвание
Философия и Личность
Сенокосов Ю.П.
О философе и его работе
Художественная
Акутагава Рюноскэ
В чаще
Паутинка
Борхес Х. Л.
Евангелие от Марка
Рампо Э.
Психологический тест
Омар Хайям.
Рубаи
Публицистика
Бродский И.
Нобелевская лекция
Оруэлл Дж.
Писатели и Левиафан
Политика против литературы
psychology.ru © 2000
Рассел Акофф
Планирование будущего корпорации
Понятие развития
Обсуждение понятия развития в этом разделе является по необходимости философским, или, другими словами, представляет собой анализ фундаментальных убеждений, позиций и установок.
В наше время большинство управляющих думает о корпорации как об организме, а не организации. Поэтому они рассматривают рост как задачу, важнее которой только выживание. Можно не сомневаться, что когда они говорят о «развитии корпорации», они обычно имеют ввиду ее рост. Рост и развитие – не одно и то же. Рост может происходить вместе с развитием или при его отсутствии. Например, кладбище может расти без развития и мусорная свалка тоже. Страна, корпорация или индивид могут развиваться и не расти.
Рост – это, строго говоря, увеличение размеров или числа. Организмы могут расти в размерах, а население – в численности. К росту корпораций поэтому относятся как увеличение размеров, так и расширение по тем или иным показателям деятельности: объема сбыта, доли на рынке, численности работников, чистой прибыли. Рост также может служить метафорой, как, например, когда мы, говоря о росте личности, подразумеваем, что она становится более зрелой. При таком употреблении мы указываем на рост по определенным функциональным качествам, а не по количеству структурных элементов.
В организмах рост обычно происходит при отсутствии выбора. Тем не менее целенаправленные системы могут сдерживать или стимулировать свой рост, осуществляя тот или иной выбор; люди, например, могут выбирать определенную диету, а корпорации – области инвестирования. Если физически нормального человека принуждают расти, мы считаем такие условия паталогическими. Медицинская наука все чаще рассматривает тучность в сочетании с повышенным аппетитом как паталогию. Однако когда таким аппетитом обладает корпорация или общество, мы считаем это не только естесственным, но и похвальным. Почему? Потому что мы исходим из того, что физический или экономический рост и развитие общества или корпорации причинно связаны, если не вообще не одно и то же. И то и другое неверно. Тем не менее если ограничение роста угрожает выживанию общества или корпорации, озабоченность могут проявлять относительно роста. Ограничение роста не ограничивает развитие.
Выясним вначале, что означает развитие личности. Вопреки распостраненным представлениям развитие не есть условие или состояние, определяемое тем, чем человек обладает. Это процесс, в котором увеличиваются возможности и желание индивида удовлетворять свои желания и желания других людей. Это возрастание способностей и потенциала, а не приобретенного. Это скорее вопрос мотивации, знаний, понимания и мудрости, чем богатства. Это в большей степени относится к тому, как много может сделать человек с тем, чем он уже обладает, нежели к тому, как много у него есть.
Развитие очень тесно связано с качеством, чем с уровнем жизни. Если мы дадим богатство неразвитым людям, они не станут от этого более развитыми. Если же мы дадим им знание и понимание, мы тем самым разовьем их. Становится уже более ясным, что повышение уровня жизни не обязательно сопровождается повышением ее качества. Сейчас многие доказывают, что фактически, по крайней мере в некоторых экономически наиболее передовых странах, повышение первого несет с собой снижение второго.
Когда исходный уровень жизни и качество жизни невысоки, увеличение богатства часто приводит к улучшению качества жизни, поэтому многие правительства сосредоточивают свое внимание на повышении уровня жизни. Однако это не всегда верно. Многим американским индейцам, например, представляется, что в окружающем их белом обществе уровень жизни выше, а ее качество ниже, чем у них самих.
Сказанное не означает, что богатство нерелевантно для развития или качества жизни; релевантно и даже очень. Насколько люди могут реально улучшать качество своей и чужой жизни, зависит не только от их знаний и мотивов, но также и от того, какие средства и ресурсы им доступны. Например, имея хорошее оборудование и материалы, человек может построить дом более высокого качества, чем без них. С другой стороны, при любых инструментах и материалах развитый человек может построить лучший дом, чем с теми же материалами и инструментами менее развитый. Иными словами, развитый человек с ограниченными ресурсами может часто повышать качество своей жизни и жизни других сильнее, чем менее развитый человек с неограниченными ресурсами.
Поскольку развитие включает желания и способности, его нельзя дать или навязать кому бы то ни было. Не может и правительство развивать тех, кем оно правит, и корпорация – своих работников. Большее, что они могут сделать, это стимулировать или облегчать такое развитие. Развитие напоминает обучение, а не лечение болезней. Никто не может предписать развитие, но, хотя никто не может выучиться или выработать мотивы поведения за другого, один человек может облегчить другому приобретение и знаний, и новых интересов.
Действительное качество жизни людей является общим продуктом их развития и досупных им ресурсов. И хотя это предполагает, что ограниченность ресурсов может сдерживать улучшение качества жизни, это не предполагает, что она ограничивает развитие. Развитие – приобретение потенциала для улучшения, а не реальное улучшение качества и уровня жизни.
Пределы роста и развития
Предел – это количественная характеристика, которую переменная не может превысить. Например, ничто не может двигаться быстрее света; скорость света - предел. Существует максимальная скорость, с которой может двигаться автомобиль по хайвею. Пределы, подобно росту, имеют структурынй характер, т.е. относятся к физическим свойствам вещей. Но мы небрежно применяем этот термин к функциональным качествам; это фигуральное, а не буквальное применение. Например, то, что мы называем пределом скорости на хайвее, явно не предел скорости путешествия. Ограничение скорости движения для автомобиля -- не обязательно предел для его водителя, который может лететь самолетом, если хочет путешествовать быстрее. Поэтому ограничительное воздействие физических пределов на целенаправленных индивидов может быть отодвинуто как изменением желаний, так и техническим развитием, которое раздвигает или поднимает пределы. Ограничительные ресурсы ставят нам пределы только тогда, когда мы хотим делать что-то такое, для чего требуется больше, чем доступно, именно этих ресурсов и нет в достаточном количестве заменителей. Ограничительный ресурс перестает быть таковым, если наша потребность в нем уменьшается или если мы научаемся использовать его все более эффективно, т.е. если мы развиваемся. Чем более развиты личность или система, тем меньше они ограничены ресурсами.
Ограничение роста общества или корпорации обычно заложено в их окружении, но главные ограничения ее развития содержатся в них самих. Если выразить это иначе, то главные пределы роста экзогенны, лежат вне системы; главные же пределы развития – эндогенны, заложены в ней самой.
Продолжение "Отрывков из книг"(5) по адресу:
http://improvement.ru/discus/messages/14/306.html?1087875776